Гарри Тертлдав - Запад и Восток

раз мы устроили бошам настоящий "что", а?”

Из-за его шикарного акцента это звучало еще глупее, чем могло бы звучать в противном случае. Уолш никогда бы не подумал, что такое возможно, но Кавендиш доказал, что он ошибался. “Сэр, немцы прошли весь путь от своей границы до Парижа. Мы проделали весь путь от Парижа до Лондона", — сказал Уолш. “Если ты хочешь назвать это правильным "зачем", что ж, продолжай”.

“Бывают моменты, когда я сомневаюсь, что у вас правильное отношение, сержант”, - сказал Кавендиш. “Ты бы предпочел сражаться за Париж?”

“Нет, сэр. Ни капельки”. Собственный акцент Уолша был жужжащим валлийским, и при этом валлийским из низшего класса. Чего еще ожидать от сына шахтера? Он продолжал: “Я бы предпочел сражаться в кровавой Германии, вот что я бы предпочел делать. Но это не похоже на то, что есть в картах, не так ли?”

"В… Германии?” Судя по тому, как это сказал младший офицер, такая возможность никогда не приходила ему в голову. “Тебе не кажется, что я прошу слишком многого?”

“Очевидно, сэр". Уолш оставил это прямо там. Если бы французские генералы — не говоря уже о британских генералах (что было примерно тем, что они заслуживали того, чтобы сказать о них) — стоили бумаги, на которой они были напечатаны, немецкое верховное командование не смогло бы навязать им свою волю с такой легкостью. Это случилось и в прошлый раз. Тогда у бошей закончились люди и техника, в то время как янки дали союзникам все, в чем они нуждались.

Сейчас янки на снимке нет, к несчастью. Просто немецкие генералы против своих британских и французских коллег. Господи, помоги нам, подумал Уолш.

Словно для того, чтобы напомнить людям, которые забыли (например, младшему лейтенанту Герману Кавендишу), что они никуда не ушли, немецкие артиллеристы начали бросать снаряды в Беспорядок. Когда они начали приземляться слишком близко для комфорта, Уолш прыгнул в ближайшую дыру в земле. Не то чтобы у него не было большого выбора.

Он думал, что Кавендиш останется на ногах и произнесет небольшую храбрую речь об ответственности командования — пока летящий осколок не сделал с ним что-то ужасное. Но нет: младший офицер тоже нырнул в укрытие. Во всяком случае, он кое-чему научился. Уолш поставил бы на это не больше двух пенсов с пенни.

Примерно через десять минут обстрел прекратился. Уолш прижимал к груди "шмайссер", который снял с мертвого Боши, — для того, чтобы разбрасывать много свинца с близкого расстояния, ничто не сравнится с пистолетом-пулеметом. Если бы немцы решили, что хотят его вернуть, он был готов с ними поспорить.

Но ни одна сгорбленная фигура в серо-полевых и угольно-черных шлемах не бросилась вперед. Это был просто изматывающий огонь: ненависть, как назвали бы это в прошлой войне. Кто-то вдалеке звал медика, так что ублюдки, обслуживающие 105-ю больницу, сегодня утром заработали свою зарплату.

Лейтенант Кавендиш ушел, чтобы передать свое лидерство кому-то другому. Уолш закурил свежую темно-синюю сигарету. Он вылез из ямы, чтобы посмотреть, что сделал обстрел с деревушкой.

Маленький тощий сержант-француз с щетинистыми щеками, попыхивающий трубкой, вышел из укрытия примерно в то же время, что и он. Француз помахал рукой. “Ка ва, Томми?” он позвонил.

“Ва бьен. И так далее?” С этими словами Уолш пробежал большую часть своего чистого французского. Он махнул рукой на восток, потом сплюнул.

Сержант-француз кивнул. “Чертов Бош", ” сказал он. Его английский, вероятно, был таким же грязным, как и у большинства французов Уолша. Пара его людей вышла. Он начал кричать на них. Он был сержантом, все верно.

Уолш проверил солдат в своей части. Парень, купивший часть участка, пришел из другой компании. Во всяком случае, это было уже кое-что. Довольно самодовольно кивнув, Уолш задался вопросом, почему так должно быть. Британская армия была не в лучшем положении, потому что раненый был не из его подразделения. И эта другая компания была ослаблена вместо его. В более широком плане вещей, ну и что?

Но это был парень, которого Уолш не знал, не тот, кого он знал. Ты не хотел, чтобы один из твоих приятелей остановил одного из них. Может быть, это было напоминанием о том, что ты был слишком чертовски склонен остановить одного из них самостоятельно. Конечно, нужно было быть идиотом, чтобы уже не знать так много. Тем не менее, существовала разница — независимо от того, должна была она быть или нет — между знанием чего-то и тем, --">