Илья Бриз - Сбить на взлете

почти на два года. С сожалением посмотрел на только что пойманного подлещика, резанул ножом кукан и закинул рыбу обратно в речку.

— Ты чего? — не понял малый, удивленно вздымая на веснушчатом лице выгоревшие брови.

— Надо! — выкрикнул в ответ, сам не понимая, почему злюсь. Отголоски непонятных снов, почему-то тоже предвещавшие тяжелую войну? Ведь как чувствовал что-то такое непонятное…

Сережка вскочил, не веря, прислушался к канонаде, угрюмо посмотрел на меня и тоже стал сворачивать леску. Только протянул: «Значит, обратно полуторку ждать не будем?» Начал понимать?

Обратно к поселку рядом с аэродромом топать предстояло долго — в один день не уложимся. Сюда, к этой речушке нас вчера подкинул грузовик БАО, направленный инженером полка куда-то на дальний склад. Шли по пустынной лесной дороге практически молча, прислушиваясь к постепенно затихающим далеким разрывам и только изредка перебрасываясь ничего не значащими словами. Шли, а я вспоминал, как отец на днях ругался со своим другом дядей Витей, замом по боевой подготовке их истребительного полка. Майор Коноваленко, все время оглядываясь на закуток, где за почти прозрачной занавеской была моя кровать. Оглядывался и громким шепотом допытывался, почему нарком обороны Тимошенко двенадцатого числа издал приказ, запрещающий подлетать ближе десяти километров к госгранице. И к чему тогда вообще во всех газетах напечатали сообщение ТАСС от тринадцатого — не поддаваться на провокации? А отец своим уверенным голосом в очередной раз тихо объяснял, что все попытки оттянуть войну бессмысленны. Гитлер не просто так столько войск пригнал к границе. И даже Сталин иногда может ошибаться. Дядя Витя аж зашипел, утверждая, что так говорить и без свидетелей нельзя. Набулькал папе и себе еще водки, молча выпил, не чокаясь, и ушел.

Я отцу верил всегда. Он меня никогда не обманывал. Подполковник Воскобойников не ошибается никогда. Даже когда на войну в Испанию еще капитаном уезжал, пообещал, что обязательно вернется. Я тогда совсем маленьким был, но почему-то запомнил, как он шептал маме, что ту далекую войну они проиграют. Проиграют, но зато будут готовы к следующей уже на своей границе. Тоже с фашистами, в которой Советский Союз обязательно победит. Отец свое обещание выполнил, дрался с гадами изо всех сил и вернулся… тяжело раненым. Потом очень долго лечился в госпиталях. Мы с мамой все это время жили рядом. Сначала в Москве, а потом почти два года под Сухуми, в санатории. Папа теперь почти не хромает, и руки совсем перестали трястись. Его врачи даже к полетам на истребителях допустили.

И чего я сейчас ту ругань с дядей Витей вспоминаю? Из-за нее и из-за какого-то странного гнетущего напряжения на аэродроме в последнее время, где бывал каждый день в надежде еще полетать, сразу поверил в войну? И сколько бы дядя Витя ни говорил, что боевых действий с германцами не будет, но почему тогда он свою жену тетю Наташу и восьмилетнюю Таньку в Ленинград к родителям среди лета вдруг отправил?

— Коль, слышь, Воскобойников, — позвал немного запыхавшийся Серега, — ну куда ты так несешься? Тихо уже. Может учения?

— На учения столько снарядов тратить не будут, — отрезал я, но темп все-таки сбавил. Двенадцатилетнему мальчишке за моими широкими шагами — здорово я вытянулся за последний год — не угнаться.

Привал устроили через пару часов, когда солнце поднялось уже высоко. Разломали половину пирога с яблоками, что испекла Сережкина мама, и жевали, прихлебывая холодный сладкий чай из молочного бидончика.

Я первый услышал далекий гул самолета, медленно наплывающий с запада. Звук был какой-то странный, с немного меняющимся все время тоном, подвывающий. Несколько моторов на разных оборотах? Мы выскочили на середину дороги, чтобы меньше мешали деревья и долго вглядывались в ту сторону.

— Вон он, — указал я на медленно растущую точку.

— Где? Где? — запрыгал Серега.

И чего прыгает? Как будто раньше самолетов никогда не видел. Вроде бы насмотрелись мы на них достаточно. И даже летали не по одному разу. Сережку его отец только катал на У-2, а я сам под папиным контролем поднимался в небо. Больше всего на той же связной «Ушке». Отец в последнее время даже разрешал не только управлять маленьким бипланом, но и сажать его. Мамка смеялась: «Талант, весь в папку!»

— А чего они вокруг вьются? — спросил Серега.

Подвывающий гул усилился, и теперь уже можно было --">