Борис Борисович Батыршин - К повороту стоять!

пакет с распоряжением: через две недели его клипер должен покинуть Кронштадт и отправиться вокруг Европы и Африки, на Тихий океан. Серёжа принялся упрашивать отца, чтобы тот взял его с собой хотя бы юнгой. Старший Казанков лишь посмеивался: «Тебе надо в гимназию, иначе какой ты будешь офицер? Неуча в Морской корпус не примут!» Мальчик успокоился лишь после того, как отец пообещал привезти из Нагасаки, куда русские корабли заходят по пути во Владивосток, настоящую саблю японского самурая. Потом заговорили о том, как Серёжа с Ириной Александровной провели сегодняшний день. Мальчик во всех подробностях описал их визит в Кронштадт и осмотр «Стрельца».

В ответ на насмешки, щедро расточаемые сыном «банке из-под монпансье на плоту», старший Казанков неожиданно сделался серьезен. Он отлучился в свой кабинет и малое время спустя вернулся с большущей охапкой журналов – в основном выпусков «Морского вестника» и папок с вырезками из американских газет. И за следующие два часа Серёжа узнал и о бое «Виргинии» с «Монитором» на рейде Хэмптон-Роудс, и о флотилии отчаянного кептена Фаррагута, и о баталиях речных броненосцев на Миссисипи, и о броненосных лодках и башенных фрегатах, что строились для Балтийского флота по новой «мониторной» кораблестроительной программе, принятой в 1864 году.

Весь следующий день Серёжа провел у себя в комнате, упорно отражая попытки Ирины Александровны вытащить его на прогулку в Ораниенбаум. Высунув от усердия язык, мальчик старательно перерисовывал к себе в альбом схему орудийной башни Эриксона и боковую проекцию русского монитора «Единорог», родного брата «Стрельца», копировал из заграничных журналов схемы американских речных броненосцев. Серёжа твердо решил изобрести для Балтийского флота невиданный броненосный корабль, на котором и будет служить, когда вырастет и окончит Морской корпус. И снова допоздна горела зеленая лампа в гостиной дома на Литейном, и шелестели страницы «Морского вестника», и ворчала Ирина Александровна, напоминая мужу, что мальчику давно пора спать…

Так и состоялось знакомство Серёжи Казанкова с мониторами.

III. Война объявлена!

Двенадцатого апреля 1877 года в Кишиневе, на торжественном молебне, состоявшемся после военного парада, епископ Кишинёвский и Хотинский Павел огласил Высочайший Манифест о войне с Османской империей. Захлопали крылья типографских машин, все вечерние газеты вышли с полным текстом Манифеста. В обеих столицах, во всех губернских городах на площадях собирались толпы; раздавались призывы пострадать за православную веру, оборонить от истребления братьев-болгар, наказать турок за ужасы, творимые над балканскими христианами. Началась запись добровольцев. Гимназисты старших классов, студенты, приказчики, коллежские регистраторы, только что получившие классный чин, – все готовы были бросить привычную жизнь и отправиться воевать на Балканы. В армии царило невиданное воодушевление; поговаривали, будто государь собирается лично возглавить отправляющуюся в поход гвардию. На огромном пространстве от Закавказья до Санкт-Петербурга неспешно, по российскому обыкновению, приходили в движение войска, обозы с провиантом, железнодорожные составы, морские и речные суда.

Не прошло и недели, как министр иностранных дел Англии лорд Дерби отправил канцлеру Горчакову дипломатическую ноту. В ней говорилось: «Начав действовать против Турции за свой собственный счет и прибегнув к оружию без предварительного совета со своими союзниками, русский император отделился от европейского соглашения, которое поддерживалось доселе, и в то же время отступил от правила, на которое сам торжественно изъявил согласие. Невозможно предвидеть все последствия такого поступка».

Депеша – возможно, слишком резкая в этой ситуации, – была оставлена Горчаковым без ответа. Англичане, однако, на этом не успокоились: русский посол граф Шувалов получил ещё одну ноту, в которой лорд Дерби, «во избежание возможных недоразумений», перечислил ряд пунктов, которые «ни в коем случае не должны быть затронуты военными действиями, иначе это задело бы интересы Британской империи и привело бы к прекращению ее нейтралитета и вступлению в войну на стороне Турции». В списке значились Суэцкий канал, Египет, Константинополь, Босфор, Дарданеллы и Персидский залив.

Общественное мнение Британии, от горлопанов из Гайд-парка до джентльменов, заседающих в Палате --">