Хольм Ван Зайчик - Цикл: "Ордусь" Компиляция. Книги 1-7

письма была посвящена проблеме выбора имени для малышки. Хотя, казалось бы, все уж было сто раз говорено-переговорено — но вот вспыхнула новая мысль… „Пускай станет Фереште, — писала жена, — ты помнишь, это значит Ангел. И у вас, мой возлюбленный, есть такое же замечательное имя: Ангелина. Мы запишем нашу звездочку в управе Ангелиной-Фереште, а уж как она подрастет, и характер ее установится, и сделается ясно, чья кровь в ней сказалась сильнее, мы с нею втроем решим, ангел какого наречия ей более по душе…“» — Х. ван Зайчик. «Дело незалежных дервишей».

(обратно)

317

Здравствуйте, драгоценнояшмовый единочаятель (кит.).

(обратно)

318

У Х. ван Зайчика тут употреблен термин «и», что в данном случае мы переводим как «моральный долг»; между тем и — одно из основных и достаточно комплексных понятий конфуцианской этики — переводится по-разному: справедливость, долг, требования морали, верность, честь и пр. И на самом деле понятие «и» все это действительно в себя включает.

(обратно)

319

Цаньцзюнь — гвардейская должность седьмого ранга в тайском Китае. Дословно: «соучаствующий в войске», «дающий советы армии». Весьма приблизительно можно отнести ее к уровню майора или подполковника.

(обратно)

320

Эта цитата сама по себе достойна отдельного исследования, и оно обязательно будет проведено, когда дело дойдет до академического издания произведений Х. ван Зайчика. Очень интересно, например, что приведенный фрагмент фиксирует несколько иное состояние русского языка, нежели то, что соответствует времени описанных в эпопее «Плохих людей нет» событий. Например, в ней употреблено европейское «жид» (The Jew, Der Jude, Le Juif и пр.); следовательно, общеордусское «ютай» к моменту появления этих стихов еще либо не вошло в язык (возможно, потому, что до создания Иерусалимского улуса оставалось еще очень много времени и евреи в Ордуси воспринимались скорее как некая европейская диковинка), либо это сделано нарочито, для усиления хлесткости и эмоциональности текста — а может, и еще по каким причинам. Второе из этих соображений косвенно подтверждается еще и тем, что, например, термин «иньский треножник» в качестве символа древней и редкостной драгоценности употреблен вполне к месту, стало быть, реалии Цветущей Средины (тоже, в общем, от русской культуры довольно далекие) к этому времени были инкорпорированы в язык уже вполне органично. К тому же и куда менее известное ивритское слово слихот (покаянные молитвы) применено в высшей степени грамотно и точно — с намеком, видимо, на необходимость общего покаяния населения русского улуса за то, что при всех князьях землепашцы продолжали тупо хлеборобствовать вместо того, чтобы, как подобает всякому мало-мальски порядочному человеку, писать вольнолюбивые стихи. Может показаться удивительным, но, на взгляд переводчиков, глубоко естественно и закономерно то, что у приведенных выше чеканных строк есть в нашем мире немало аналогов. Вот, например, «Поэма конца» Марины Цветаевой (1924): «Так не достойнее ль во сто крат Стать вечным жидом? Ибо для каждого, кто не гад, — Еврейский погром! Жизнь только выкрестами жива! Иудами вер!.. Гетто избранничеств! Вал и ров. Пощады не жди! В сем христианнейшем из миров Поэты — жиды!».

(обратно)

321

В тексте Х. ван Зайчика для написания этих двух слов употреблена не иероглифическая транскрипция, и даже не китайская фонетическая азбука, а латиница: Zitrone Zurukin. Странная фамилия эта является, по всей видимости, некоей производной от немецкого «Zuruck» — «назад», «обратно».

(обратно)

322

Так у Х. ван Зайчика: «Antisemitismus».

(обратно)

323

Так у Х. ван Зайчика: «Klopfenmann».

(обратно)

324

Так у Х. ван Зайчика: «Jude».

(обратно)

325

Подробное разъяснение всех употребленных выше терминов заняло бы слишком много времени, поэтому переводчики оставляют их как есть. Названия сами говорят за себя — они словно завораживают, привораживают, дают почувствовать в руках древний, посеребренный прахом веков ксилограф даже тому, кто его в реальной жизни и в глаза-то не видел… А разве не это главное?

(обратно)

326

Великий Оуян родился в сунской, что называется, глубинке, в семье мелкого чиновника, который умер, когда сыну было всего лишь четыре года. Биографы будущей звезды китайской --">