Сергей Юрьевич Ежов - Пушинка в урагане

не удивишь, историю я, каюсь, учил как все, то есть, посредственно. Правда, неплохо помню историю Великой Отечественной войны, но до неё семьдесят лет! В последние годы убивал время игрой в танчики, на компьютере, а вот до того, было ли в моей жизни что-то полезное, применимое в этом времени? Ничего! Хотя постойте, занимался я моделированием самолётов, и даже построил несколько кордовых моделей. Радиоуправляемых моделей строить не довелось – уж в очень большом дефиците было оборудование, дальше областных Домов пионеров оно не проходило. Так что нам оставалось строить только модели попроще. Тем не менее, учили нас добротно, давали кое-какую теорию, так что фюзеляж, крылья, оперение и элементы управления модели самолёта я рассчитывал и строил самостоятельно. Забавно, но об аэродинамике и авиастроении мне известно гораздо больше, чем всем академикам этого времени вместе взятым.

А с мотором ещё лучше: был у меня мотоцикл «Ковровец», К-175, из последней серии. Достался он мне крепко послужившим, да ещё в не очень умелых руках, так что ремонтировать приходилось много. Прекрасная была машинка! Проходимая, живучая, невероятно отзывчивая на ремонт и ласку – где бы я ни бывал, отовсюду возвращался своим ходом. Перебирать мотоцикл пришлось раз десять, это не считая вдумчивой работы с карбюратором и электрической частью. Как-то даже участвовал в перематывании статора и ротора генератора магнето, правда, участвовал на вторых ролях, типа «принеси-подай», но кое-что запомнил. А остальное ремонтировал самостоятельно: любая машина любит заботу, и мотоцикл тут вовсе не исключение.

Ну что же, придётся потрудиться. Самостоятельно мне мотоциклетного мотора не создать, авиационного тем более, но кто мне мешает нанять толковых инженеров и технологов? Мои идеи и наброски будут конвертированы в металл, останется только следить, чтобы получилось не слишком убого.

Решено! Займусь прогрессорством, раз уж так легла карта, буду продвигать в империи двигатели внутреннего сгорания, и всего, что с их помощью можно двигать.

Наутро, после лёгкого завтрака, прибывает Боткин, в компании с незнакомым мне врачом. Сначала они меня осматривают, а затем дают указания плотно задёрнуть шторы.

— Петр Николаевич, если вы не возражаете, то мы, пожалуй, рискнём снять повязку с глаз. Вы готовы?

— Вполне. Делайте что должно, господа, а я обязуюсь выполнять все ваши врачебные указания.

— Прекрасно. Ну-с приступим.

В четыре руки повязка была снята. Я осторожно приоткрыл глаза, и несмотря на царящий сумрак отчётливо увидел двух мужчин, внимательно глядящих на меня.

— Я вас прекрасно вижу, Сергей Петрович!

Несмотря на выдержку, волнение в голосе мне скрыть не удалось. Впрочем, его и скрывать не стоило, всё-таки зрение чертовски важная штука.

— Прекрасно, Пётр Николаевич! Разрешите вам представить лучшего специалиста Российской империи в области офтальмологии. Кабат Иван Иванович, лейб-медик Его Императорского Величества.

Иван Иванович изобразил поклон, в котором отразил и своё почтение к моему титулу, и отношение к моему возрасту, и много чего ещё изобразил, да только мне на его ужимки плевать: лишь бы был он хорошим специалистом.

Последовала процедура взаимного расшаркивания, ибо время, место и социальный статус весьма требовательны к ритуалам.

— Придётся немного подождать, ваше императорское высочество, ибо для осмотра мне нужен свет, а вашим глазам необходимо к свету привыкнуть. Поэтому предлагаю просто побеседовать, а я тем временем понаблюдаю за реакцией ваших глаз на изменение освещённости.

— Прошу вас, Иван Иванович, давайте обойдёмся без чинов. Я просто ваш пациент, а вы мой врач. Хорошо?

Профессор польщён, улыбается.

Спустя час одна из штор на дальнем окне была приоткрыта, а потом и отодвинута полностью. Ещё через час открыты и остальные окна.

— Свет не режет вам глаза?

— Нет, я вполне привык.

— Прекрасно.

Иван Иванович дотошно исследовал мои глаза и объявил, что за зрение он вполне спокоен, однако, необходимо ещё понаблюдать, дабы исключить возможные осложнения.

На том мы и расстались. Меня вполне успокоило, что у Кабата не возникло профессионального интереса к моим глазам: это значит, что ситуация с ними более чем заурядна, и это прекрасно.

А к вечеру меня посетил сам император.

Признаться, я не испытываю большого волнения в присутствии великих мира сего. --">