Михаил Григорьевич Бобров - Ход кротом

только Федора похоронили. Остальные поисчезали, как приснились.

Нестор пожал плечами:

— А мне кажется, что мы, наоборот, засыпаем… Давай, Семен, пиши на башне «За Сталина». Иначе нас Катуков дальше Мценска не пропустит.

— За Сталина? За сухорукого чуркобеса, который нашу республику на Совнаркоме всегда голосовал уничтожить? Убить проклятую тварь!

— Первое, Семен, вот что. Можем ли мы выстоять без Союза?

— Ну… Патронные заводы купим, самолеты купим. Теперь-то наши куркули уже возражать не посмеют.

— Это я понимаю. Так выстоим?

Семен Каретник почесал затылок и хмуро признался:

— Все равно задавят. Пригонят миллион ополченцев, два миллиона, три, пять. И хана. Буржуи полякам чего только не дали, одних танков более полутора тысяч, и это ведь без французов еще. В Марселе танки для мусью прямо из Америки выгружали, почти втрое больше. А Москва все равно победила. Нам же буржуи столько не дадут. И полстолько не дадут. Если бы даже буржуи победы Москвы хотели, то полбеды. Но им не нужна окончательная победа любого из нас, а нужна только вечная война, разоряющая обе стороны.

— Гляжу, неплохо тебя Аршинов подковал. Второе, Семен, вот что. Мы покамест законная Особая Республика. Уже через пятнадцать лет нам, по плану, объединение. Общий рынок, общий закон, единая нация — советские. Как по мне, так благополучие людей, а от них и наше с тобой, дутой незалежности стоит. Раз ты уже политически подкованый, то скажи, что писал наш великий учитель Кропоткин в «Письме к украинскому народу»?

Семен сейчас же вынул блокнот, перелистал и процитировал:

— Самым страшным поражением было бы образование по всей территории России независимых государств. В них повторилось бы все то, что мы видим в балканских государствах. Они малы по сравнению с соседями. Балканские царьки ищут покровительства у соседних царей. Те же вселяют им всякие завоевательные планы, втягивают их в войны, а тем временем грабят экономически, выдавая на войны кредит, и тем приобретая на территории якобы незалежных республик реальную экономическую власть.

— Вот, Семен, и весь хрен до копейки. Так во имя чего сейчас-то кровь лить? Чего мы этим добьемся?

— А не повторят большевики опять этакое говно?

— Повторят, значит, потомкам и разбираться. Мы же будем работать, с тем, кто у нас имеется здесь и сейчас. Политика, Семен, искусство возможного.

— Тоже из черного зеркала?

— Нет, это из итальянца какого-то. Мак… Макбук? Мальбрук? Маклауд? Макдак? Маккиавелли, вот.

— Правду, выходит, говорил Блюхер на той, последней встрече: в книгах все можно найти. За то, видать, Свердлов и расстрелял его, как Якира с Уборевичем.

— За что Якира, не знаю. Думаю, просто не нужен был Свердлову конкурент, популярный на Украине военачальник. Блюхера, подозреваю, за то, что Василий Константинович с нами воевал больше на бумаге, да на митингах ругался громко, а полки не двигал. А вот Уборевича за дело. Додумался же: «Мы не бойцы Красной Армии, мы прежде всего бойцы товарища Уборевича». Нашелся, понимаешь, удельный князь.

— Так и мы же махновцы, это все знают. Махновцы, а Приазовцами нас только газетчики называют. А газеты, это известно, что: геббельсова брехня про «конец войне». В газетах-то конец, но в Польшу идут, и идут, и идут эшелоны. А нам говорят, что уже не осталось врагов…

— Знаешь, Семен, мне про себя хотя и приятно слышать, а только все махновское умрет с Махно. Все Приазовское — останется жить, пока живет Приазовье. Вон, у меня в античных книжках написано, что приазовская степь и греков, и сарматов, и византийцев пережила. И нас, думаю, переживет. Задумайся.

— Этак можно додуматься, что всем на Земле объединяться. Потому что германское и французское умрет вместе с Германией и Францией, а общеземное останется жить с планетой вместе.

— Ну да, Земшарная Республика Советов, чем плохо? Анархизм-коммунизм для чего же выдуман, как идея?

— А говорил я вчера вам с Аршиновым: закусывайте!

Нестор Иванович засмеялся:

— Двигай, Семен, в другой раз доспорим.

Живо накрасив на высоком фальшборте «Горыныча» необходимые слова, Семен отдал эскадронному старшине баночку и кисть, а сам полез в теплую от солнца броневую дверцу. Махно уже торчал из командирского люка «семерки», черное знамя Приазовской Республики полоскал над ним июньский ветер. И как-то сразу понял Семен, ощутил до волосков на запястье, что сам он еще не старый, и --">