Павел Владимирович Дмитриев - Скрепы нового мира (Анизотропное шоссе, III)

культурно. Вот сосед слева уткнул пропитый багровый нос в подстеленную на манер скатерки «Вечерку», вслух и по складам вычитывает трешь из криминальных сводок:

— В Пугачеве арестованы две женщины-людоедки из села Каменки, которые съели два детских трупа и умершую хозяйку избы. Кроме того, людоедки зарезали двух старух, зашедших к ним переночевать…

Расхожая страшилка, выжатая журналистом из базарного слуха, реальные случаи людожорства чекисты прячут за семью замками. Однако истина в рюмочной никого не интересует. Тут всегда кто-то неправ.

— Брешут окаянные! — анорексичный очкарик напротив перекрыл фальцетом гудение толпы. Спешно вбитый в глотку самогон потек по козлячьей интеллигентской бородке.

— Неужели?! — быстро вставил я в надежде приглушить чужую склоку.

— Ты че?! — непритворно удивился багровоносый. — Газете чтоль не веришь?!

— Отчего не верю? — деланно нахмурился я. — Верю, еще как верю! Однако есть, товарищ, такая штука как релятивизм. Проявляется он исключительно на внешних электронных слоях трансурановых элементов…

— Врут! Все врут кляты жиды! — некстати впряглась в топик буклированная жизнью старушенция.

— Обкурантка! — подорвался любимым словом Бухарина мокробородый очкарик.

— Пропала слободка, — тяжело вздохнула Александра.

— Это что ж такое выходит по вашему? И в газетах жиды врут?! — перескочил на понятную тему любитель прессы. — Так тут вот еще есть: центpотекстиль предложил отпустить нитки в хлебные районы при условии пуд хлеба за катушку ниток…

Зря он, кого волнуют мелкоты? Дело дошло до сокровенного!

— Жиды да большевики, все одна сатана!

— Старая, ты на себя-то хоть глянь в зеркало!

— Заткнитесь, товарищ!

— Кто тут расхрундубачился?!

— А вот те кукишь! Мы русский народ!

— Христопродавцам не место…

— На все воля Божья, — Александра на всякий случай примирительно положила свою руку поверх моей.

— Ох, доиграется чертов капитан с огнем, — проворчал я тихо, в сторону от стремительно раскручивающейся на пустом месте перепалки.

— Поглупели ларионовки, — охотно согласилась моя девушка. — Какую ни возьмешь, все гнусь да грязь.

— Не говори! Как с ума спрыгнули… фронтовички-галлиполийцы!

Ведь реально обидно! Эти самые ларионовки, суть сбрасываемые с воздушных шаров листовки, валятся из-за западной границы на поля и леса СССР аж до Смоленска, Брянска и Новгорода именно по моей подсказке. Знал бы результат — в жизни за один стол с Ларионовым не сел.

Увы, судьба распорядилась иначе. Мы познакомились совершенно случайно, в Хельсинки, вскоре после моего побега из соловецкого концлагеря. В ту наивную пору я еще надеялся найти силу, способную использовать знание будущего для избавление родины от ужасов голода, войны и репрессий. Бравый капитан РОВС, офицер могущественной белогвардейской организации, объединяющей по штабным реляциям сотни тысяч бойцов, тогда казался чуть ли не идеальным кандидатом в друзья и союзники. Мы поговорили, славно выпили, а вот близких отношений, к счастью, не сложилось. Побоялся я ему доверить тайну послезнания, и как видно, не зря. Однако несколько популярных в будущем^[15] способов пропаганды подсказать успел.

Кто бы мог подумать, что на этой скудной почве из никчемного террориста, «славного» разве что идиотским взрывом дурацкой гранаты в здании агитпропа Ленинградской коммуны, вырастет герой Карельского освободительного похода, главный идеолог РОВС, правая рука самого Кутепова, кумир горячих сыновей и дочерей русской эмиграции. И ладно бы дело ограничилось только этим. Новый лидер таки сумел забить в гроб и зарыть на погосте замшелую врангелевскую заповедь «армия вне политики». Хотя повести за собой весь общевойсковой союз ему не удалось, зато учредить военизированное молодежное движение «Белая идея»^[16] — вполне. Причем императив данного кружка по интересам звучит зловеще: «армия вне политики — организм без души».^[17]

В январе, как раз после Рождества, детские шалости внезапно закончились. Рассыпанные по миру осколки великой романовской империи выстрелили парижским меморандумом об объединении всех русских эмигрантов в Российский национальный фронт^[18] под занятным девизом «Бог, Нация, Труд!».

Еще более нескучным оказался состав этого триединого православно-национально-социалистического Франкенштейна. Среди главных --">