Павел Владимирович Дмитриев - Скрепы нового мира (Анизотропное шоссе, III)

добыча сокровищ Коминтерна из недр банковской ячейки франкфуртского банка, шальные дни и ночи с Мартой, авантюрная турпоездка из Берлина в Ленинград за оставленным в тайнике смартфоном, безнадежные уговоры изгнанного из СССР Троцкого на правый поворот, медвежья игра на бирже. Говоря проще, есть про что диктовать мемуар.

Четыре долгих года под чудовищным грузом ответственности за десятки миллионов до срока оборванных жизней. Голодомор, Великий террор, Отечественная война — не простые слова. Именно за ними история старого мира прячет непостижимые, абсолютно запредельные гекатомбы. У них нет права на существование — у меня нет права выбора. Нельзя спрятаться, нельзя отойти в сторону, нельзя наблюдать. Только действовать.

Четыре бесконечных года ушло на понимание старой как пятый элемент истины: хочешь сделать хорошо — сделай сам. Своим умом. Своими руками. Своей жизнью.

Два фунта лучшего в мире британского тротила, добрая пригоршня пиленых гвоздей, детонатор — и результат неоспорим. Товарищ Сталин лежит в Мавзолее, Киров закопан под газоном у кремлевской стены, Молотов — безуспешно пытается вернуть здоровье на баден-баденских водах. А люди… они по-прежнему работают, пьют горькую; радуются, любят и ненавидят друг-друга. Никто из них не подозревает, что старый мир стерт из реальности. Я верю, новый будет лучше.

Пока я думал о великом, Саша успела скинуть цигейку. Поежилась:

— Бр-р-р! Опять холодрыга!

— Так я ж с утра тебя предупреждал! — Коротко дохнул в сторону: — Видишь? Пара еще нет! Так что не жмись!

— А мне все равно холодно! — упрямо топнула ножкой девушка.

Скользнула ко мне под расстегнутое пальто, зарылась лицом в колючую шерсть свитера, но тут же передумала, потянулась на цыпочках своими губами к моим. Напрасная игра, я знаю прием получше. Подхватить любимую на руки, плотно прижать к груди, так чтобы каждой клеточкой тела слышать стук ее сердца, закружить, захватить жаркое дыхание, и только потом слиться в беспамятстве поцелуя.

Чудесное мгновение тянулось, тянулось, тянулось… пока разум не взял верх над страстью. Встреченная мной в окрестностях города Глухова дочь профессора-археолога Бенешевича и внучка профессора-филолога Зелинского питает нездоровую слабость ко всему чистому. Чистым чувствам, конечно, в первую очередь. Но еще простыням, белью, рубашкам, волосам и шеям. Ей бы жить в благословенном двадцать первом веке, где после трех проведенных на катке часов так легко закинуть шмотки в стиралку и залезть под душ. Увы, здесь вам не там.

Простым поворотом крана горячую воду не добыть. Хорошо хоть холодная есть, и то — лишь потому, что за стенкой — бывшая кухня, теперь разделенная на три условно жилых комнатушечки. Проживающие там граждане и слышать ничего не хотят про собственные рукомойники, мне пришлось тайно выпилить кусок паркета, чтобы без их ведома врезаться в стояки воды и канализации. Жаль с туалетом такая афера не прошла, он, к сожалению, тут один и с противоположной стороны общего коридора.

Весело у нас и с отоплением. В теории дом имеет собственную котельную^[4]. На практике она едва удерживает батареи от замерзания. Спасибо за это надо сказать родному жилкому. Осенью, в разгар первого кризиса снабжения, они вместо дров, или всем знакомого подмосковного бурого угля, купили ворованный кокс. Идея в высшей степени здравая, уж лучше иметь нестандартное топливо, чем никакого. Однако проинструктировать истопников никто из ответственных домоуправителей не удосужился. Результат не заставил себя долго ждать — от чрезмерной температуры котел, или что там заместо него, буквально стек вниз, заузив топку до смешного размера. Теперь окна топорщатся трубами персональных буржуек.

Радости данный факт не вызывает — цена дров, истраченных по первому морозу, повергла меня в ступор. В воздух, и надо заметить совершенно буквально, враз вылетела недельная получка квалифицированного специалиста. Хотя надо признать, с деньгами тут вообще все сложно.

Безрассудно энергичную, но абсолютно беспомощную по части экономической науки Яковлеву, невесть каким ветром занесенную прошлой зимой в наркомфины РСФСР, сырцовско-рыковское Политбюро оперативно задвинуло обратно, в вечные замы-по-административной-работе. В свое собственное, насиженное аж с двадцать четвертого года кресло вернулся товарищ Милютин. Профессиональный дореволюционный большевик, участник --">