Виктор Анатольевич Сиголаев - На все четыре стороны

Зато младший братик порадовался от души, солнышко наше.

Ему родители по малолетству на горки ходить не разрешают, вот он и тоскует дома один. А тут нате, какой нежданный подарок – целые потоки йода на зловредную задницу. Мелочь, а приятно. Ну да, священной «братской» дружбы у нас с ним как-то не вытанцовывалось. По многим причинам, углубляться не хочу. Те, у кого в семье есть младшие братья и сестры, меня, наверное, поймут.

– Иди-иди, Василий, в комнату. Не мешай.

– Ма-ам! Я посмотреть хочу.

– Нечего тут смотреть. Щепка в попе. Обычное дело для твоего братца. Вон смотри, здесь шрам, здесь рубец. Летопись, а не задница! Этапы боевого пути.

– Эй! Я вообще-то еще здесь. Или вы только одну мою задницу замечаете?

– Не тяни штаны! Не высохло еще. Полежи еще на животе. Десять минут чтобы не переворачивался. В наказание. А будешь много говорить – соседку приглашу. Тетю Свету. И дочек ее, близняшек. Они в медицинский собрались поступать, так пускай полюбуются… на перспективного больного.

Маму хлебом не корми – дай понаказывать с креативом. Вот чувствую, что она педагогически не права насчет близняшек, только спорить с ней – что против ветра… бодаться.

– Все, молчу-молчу. Васька! Пошел вон! Нечего тут пальцем тыкать.

– Василий!

– Там кровь у него! Смотри!

– А что еще должно быть? Компот?

– Хи-хи.

– И завтра в поликлинику пойдем.

– Зачем это? Ты же все обработала! Йодом!

– Положено так! А вдруг столбняк? Пусть врачи посмотрят.

Страшилка про столбняк не нова. Можно сказать, мама кошмарит меня ею все сознательное детство – от ясельных майданчиков до… да, по-моему, аж до призыва в армию!

Еще ужаснее в маминой интерпретации – это перспективы уколов в живот, если вдруг собака укусит. Или уколов в спину, уколов в плечо, да куда угодно, лишь бы не в… «летопись». Считается, что все эти жуткие инъекции чрезвычайно болезненны. Поучительно болезненны! Чтобы, значится, знал, как шкодить, щучий сын!

Дешевые, если честно, страшилки, но Васька, к примеру, ведется.

– Мама! Витьке надо в живот укол сделать – он санки сломал! А они, между прочим, не наши. А соседские!

– Василий, сколько раз тебе говорить, что ябедничать нехорошо? Некрасиво это! Так… ты говоришь, чужие это санки?

– Да-да! Чужие, я знаю. Укол ему! Это дяди-Петины санки.

– Так не выражаются люди. Надо говорить – «санки дяди Пети». Ладно. Папа с работы придет, починит. Господи! Ни своих вещей не бережет, ни чужих! Что за ребенок?

Что, братан, не прокатило?

– А еще он…

– Василий!

– А я и не ябедничаю…

– Да? Тогда ладно. Ну что он еще натворил?

Нормально? Как у них от такой логики голова еще не квадратная?

– А еще он монеты без разрешения брал!

Опа! А вот это залет, боец…

У нас, точнее у матери, есть небольшая коллекция иностранных монет. В основном – немецких, времен Третьего рейха. Находили их в развалинах домов сразу после освобождения города в сорок четвертом году. Плюс монетки стран социалистического лагеря – всякие стотинки, грошики, филлеры да прочие пфенниги. Бабушка одно время подрабатывала вахтером на стадионе КЧФ и общалась с иностранцами. Что называется, не без выгоды. Есть у нас даже, упаси бог, целый один доллар! Бумажный. Серо-зеленый, мрачный и… жутко опасный. Поэтому он и хранится в отдельной жестяной коробочке, как в изоляторе строгого режима. Бедный Джордж!

– Виктор! Это правда?

– Чего «правда»?

– Монеты брал?

– Ничего я не брал. Я даже не знаю, где они лежат.

Вру, конечно. Чтобы я и не знал!

– Ага! Он знает, знает! В спальне на шкафу. За швейной машинкой.

– Так это Василий знает, а не я. Теперь, правда, и я в курсе. На шкафу, говоришь, Вася?

– Василий! Так это ты монеты брал?

Съел?

А не надо было на брата стучать. С кем пытаешься интригами меряться, салага?

Впрочем… как-то само собой стрелки перевелись. Даже без особых усилий с моей стороны. Все, теперь начнутся разборки. Следственно-педагогическое дознание.

Давайте-ка без меня.