Эдгар Крейс - Посол Петра Великого

знакомцев разузнать! Нужно будет, чтобы гости наши поговорили с Лефортом и Брюсом, а ещё лучше – в Европу с нами поехали и там с разным учёным людом поговорили бы, а я поприсутствовал! Если, те все тоже скажут, что у них знания вполне предостаточны, – думаю, их к себе на службу великую непременно определить! Да на должности высокие назначить, чтобы довольствие было изрядное, дабы все видели полезность освоения знаний и стремились к оному! Только вот есть одна закавыка – больно они долго в этих Европах прожили, да так долго, что и без жилья да земель своих совсем остались. Представляешь, приехать домой, а крыши над головой нет?! Ушлые людишки уже увели у них земельку!

– Подумаешь! Эка невидаль, мин херц, ещё одни безземельные выискались! Сколько таких к тебе уже из Европы понаприехали, да наших ты принял на службу к себе? Ты же царь! Найди уклоняющихся от податей землевладельцев да на дыбу их за недоимки, а землю вместе с закреплённым за ней народом – отдай полезным людям, и пусть они тогда дальше сами обустраиваются на новом месте да кормятся с земли! Мало ли вокруг тебя врагов найдётся, мин херц? Хватит им жировать, давно прошло их время, пора им уже и поделиться своим наворованным богатством, – решительным тоном произнёс Ментиков и с безразличным видом махнул рукой. – Ладно, пойдём, Пётр Алексеевич, пора нам уже! А то Лефорт, поди, нас уж заждался совсем!

– Подожди, Алексашка, ты считаешь, что уже прошло их время? – задумчиво спросил царь. – Но Софья-то ещё жива, и она в любой момент стрельцов на бунт подбить может али непотребство ещё какое иное вредное может учинить!

– Тебе виднее, Пётр Алексеевич! Ты у нас государь – тебе и думать! А мне-то почём гадать? Я же всего-то что – Алексашка. Откуда я могу знать, что на сегодня у нашей бывшей регентши в голове? Но по-любому, мин херц, она уже теперь и не царица вовсе, да и в монастыре под прочным замком сидит. Кому она теперь нужна и что она сможет нам вредного учинить? Брось ты, мин херц, об этом даже думы думать! Потом решишь, как тебе с враги своими лучше поступить да как сделать, дабы и волки наши были сыты да овцы чужие целы! Лучше переодевайся, государь, и поехали, а то эти нехристи заморские в Кокуе-слободе всё вино без нас во дворце Лефорта вылакают да еду сожрут и не подавятся, обжоры! Да ещё скажут, что так всё и было! С них станется!

Николай и его друзья вышли из дворца, и их тут же просто оглушила какофония самых различных звуков. Тут были и разноголосый рёв труб, и звонкая трель бубенчиков, и крики ярко наряженных карликов да гомон собравшейся в поход публики. И всё это – на фоне заполошного визга и хрюканья свиней, дикого рёва медведей, раздражённого лая собак. Все животные были запряжены во множество саней, а сидящая в них развесёлая публика на разные голоса, зачастую совершенно невпопад и не к месту, но в то же самое время крайне искренне и от всей души орала богохульные вирши. А впереди всего этого балагана, верхом на бочке, положенной на полозья, сидел «пресвятой отец», прозванный Петром Алексеевичем – Всешутейшим и Всепьянейшим князем-папой, а полное его звание при Всепьянейшем Соборе было – великий господин, святейший кир Ианикита, архиепускуп Прешпурский и всея Яузы и всего Кокуя патриарх. Это был всем известный Никита Зотов. Эдакий хитрый пройдоха, он же думский дьяк, а ещё и заядлый пьяница, но одновременно и выборный духовный предводитель в Всешутейшем, Всепьянейшем и Сумасброднейшем Соборе. Вот такой вот винегрет. Когда-то он у младого Петра Алексеевича выполнял роль наставника.

Импровизированное средство передвижения князя-папы было запряжено двенадцатью лысыми мужиками в рваных обносках. Самого его облачили в ризу вышитую из настоящих игральных карт, на голову ему водрузили митру из жести с изображением Бахуса, а в правой руке он держал посох с Адамом и Венерой на набалдашнике. Следом за князем-папой в сутанах верхом на быках сидели и размахивали бутылками с булькающим в них вином «кардиналы его святейшества».

Бесцеремонно оттолкнув Николая в сторону, с крыльца вместе со своим верным денщиком Александром Меншиковым спустился Пётр Алексеевич. Царь уже успел переодеться в костюм голландского моряка. На нём была лишь лёгкая шерстяная курточка да треугольная шляпа. Для морозного дня весьма лёгкое одеяние, но государь был очень доволен произведённым на людей эффектом. Помахал собравшимся рукой и направился к экипажу, находившемуся в самом --">