Валерий Иванович Елманов - Красные курганы

И о племени их проклятом, и о совести, но больше всего Даниил скривился, когда князь заявил, что теперь понимает, почему они язычников могут крестить только силой.

— Глядя на таких служителей божьих, начинаешь догадываться, в чьем обличье дьявол по белу свету бродит, — бросил он в запале.

Хорошо хоть, что со свиньями их не сравнил. Да и то не потому, что сдержался, а просто в горячке выскочило из головы. Опять же, если подумать, то даже хорошо, что не сравнил. Негоже свиней оскорблять, ставя их на одну доску с этими. С хавроний-то вреда нет, одна польза. Опять же они — твари божьи, а эти чьи — неведомо. Скорее всего, просто… твари.

Сосед князя^[13] помрачнел, но сдержать себя сумел. За плечами фон Леневардена было уже немало боев с тех пор, как он в лето тысяча двухсотое от рождества Христова вместе с несколькими сотнями других рыцарей высадился в Динаминде.

За шесть годков, которые он здесь провел, Даниил привык сдерживать себя, не поддаваться первым чувствам. Потому и оставался до сих пор в живых, да не просто в живых — одним из первых получил лен^[14] от рижского епископа.

— Я понял тебя, княже, — холодно глядя на Вячко светло-голубыми льдистыми глазами, ответил он. — Больше в этом селении, — сделал рыцарь особый упор на последние слова, — мои люди не тронут ни одного серва.

Через сутки он внезапно напал ночью на Кукейнос и, еще более надменно возвышаясь над Вячко, заключенным в оковы, не без иронии заявил:

— Я сдержал слово. С того дня никто из моих рыцарей не тронул ни одной девки. Зачем нам навозницы? У тебя в Кукейносе бабы куда чище.

— Да у меня и в том селе народ намного чище твоих свиней, которых ты называешь рыцарями, — гордо выпрямился Вячко, с ненавистью глядя на немецкого рыцаря.

Фон Леневарден умел сдерживаться, но только тогда, когда его к этому вынуждали обстоятельства. Сейчас нужды в этом не было, и потому через секунду после дерзкого ответа русский князь уже валялся на полу, сбитый с ног могучим ударом Даниила.

Впрочем, пленение Вячко длилось недолго. Едва узнав о случившимся, епископ Альберт прислал гонца со строгим повелением немедленно освободить из оков и князя, и всех жителей, да не просто освободить, а вернуть город и все имущество.

С последним фон Леневарден расставался неохотнее всего. Однако пришлось подчиниться, а князя самолично привезти в Ригу.

Рижский епископ встретил Вячко как родного сына. И обнимал его ласково, и переодеть дорогого гостя во все новое повелел, и подарков чуть ли не насильно напихал, сокрушаясь о том, как нехорошо все получилось.

Князь Кукейноса, не подавая вида, подарки принял, на извинения Альберта отвечал соответственно. Он даже, внутренне содрогаясь от ненависти, заставил себя пожать в знак примирения руку Даниилу и еще ухитрился выдавить из себя улыбку.

— Между почтенным рыцарем и тобой, княже, возникло лишь некоторое недоразумение, — заметил епископ. — Однако опасность литовского набега на твой град все равно осталась, а потому, после того как у нас все закончилось миром, бери-ка ты отряд рыцарей и направляйся, не мешкая, в Кукейнос. Негоже в столь тревожное время надолго оставлять свои владения. А чтоб в другой раз такого не случилось, пусть лучше рыцари поселятся в самом граде, под твоим постоянным присмотром. Да и тебе так намного спокойнее будет, — завершил он свою речь.

Пришлось везти немцев с собой. Пока добирались до города, Вячко, продолжая улыбаться, успел продумать все наперед. Тем более, как он заметил, и сам Альберт торопился, собираясь отплыть за новыми пилигримами.

Прибыв в Кукейнос, князь объявил, что негоже своих защитников размещать на постое у местных жителей, а надобно для дорогих гостей построить отдельный просторный дом, в котором они и поселятся все вместе. На это согласился даже фон Леневарден, подозрительно относящийся к Вячко. И на то, чтобы рыцари сами надзирали за местными лэттами, которые будут трудиться на постройках, он тоже дал добро.

Всего через две недели немцы, разомлевшие на жарком солнышке, в очередной раз беспечно сложили свое оружие подле ям, где добывался камень для городского строительства, и остались лишь с кнутами, которыми подхлестывали сервов, трудившихся в поте лица.

Вот тут-то Вячко и подал своей дружине долгожданный сигнал. Не успели надсмотрщики опомниться, как княжеские отроки и мужи похватали их оружие, попрыгали в ямы и устроили… Боем это --">