Степан Кулик - Новик, невольник, казак

взвизгнул от радости. Так вот что тогда плеснуло. Причальный конец отвязался и упал в воду. Весь вопрос в том – сам отвязался или его отвязали?

К сожалению, качку не один я почувствовал…

– Типун мне на язык, если мы не плывем… – пробормотал кормчий, поворачиваясь на бок. – Или это мне снится?

– Снится… – произнес я тихонечко, затухающим шепотом, как матери убаюкивают детей. – Снится… спи…

Но на опытного кормчего это совсем не подействовало.

– Кой черт снится?! Если мы уже почти на стремнине?! – вскочил Типун на ноги. – Это ты, байстрюк, байдак отвязал?! Ну всё! Молись, паныч! Наплевать на сто монет! Убью и весь сказ!

Разбойник так разозлился, что выхватил саблю и бросился ко мне, явно собираясь исполнить обещание.

Возможно, я не герой, чтоб уж совсем бесстрашно глядеть в глаза смерти, но и не трус. При виде обнаженной сабли руками голову не закрываю. Хотя мог и закрыть. В данном случае они мне были без надобности. Хватило ног. Подтянув колени к животу, я со всей силы пнул Типуна в грудь, как только кормчий завис надо мною, явно собираясь довести дело смертоубийства до конца. Сработало! Мощным толчком кормщика, как катапультой, выбросило за борт. Только плеск пошел.

– Молодца, Петро! Я знал, что ты не дашь себе в кашу плюнуть! Жаль, спишь долго. Все веселье пропустил…

– Василий!

Я вскочил на ноги, по-прежнему не видя запорожца. И не только я. Те двое, что с Типуном пошли байдак охранять, тоже вертели головами во все стороны, стараясь разглядеть врага. Но его нигде не было. И тогда одному из разбойников пришла в голову умная мысль. Он шагнул ко мне, сграбастал за шиворот и притянул к себе. Руки я держал за спиной, как связанные.

– Эй! Полупуд! – крикнул в ночь «сообразительный». – Покажись, если паныча жалко. Ворона здесь нет, а я церемонится не стану! Чикну по горлу и за борт отправлю. Слышишь меня?

– Не глухой… – ответил запорожец и запрыгнул в байдак через корму. Видимо, на кормиле стоял. – Отпусти хлопца. Сами дело уладим.

– Вот дурной, – хохотнул тот, притягивая меня к себе поближе. – Мне ж только выманить тебя надо было. А теперь и тебя Карпо пристрелит, и панычу аминь.

Услышав характерный щелчок кремневого замка на мушкете, научился уже распознавать, я сделал то, чего от меня не ожидал никто. Да я и сам, если честно, тоже до последнего не был уверен, что смогу. Но, как говорится, беда самый лучший учитель.

Разбойник держал меня так близко к себе, что для удара ножом в печень понадобилась доля секунды, а уже в следующее мгновение, оттолкнувшись от настила, я всем корпусом, как в регби, толкнул его в сторону стрелка.

Мушкет оглушительно громыхнул. Стреляли-то всего в трех шагах. Но весь заряд дроби, предназначавшийся Полупуду, получило уже полумертвое тело. А там и Василий внес свою лепту в абордажный бой. Дважды убитый труп еще падал, а казак уже перепрыгнул через него, одной рукой схватил за ствол, отвел в сторону разряженный мушкет и треснул стрелка в ухо эфесом сабли. После чего тот полетел за борт, даже не охнув, и как бы не быстрее, чем мне удалось вытолкнуть кормщика. А зная силищу запорожца, можно было не сомневаться – третий разбойник если и всплывет, то еще не скоро. Да и то далеко вниз по течению, сильно опухший и обглоданный рыбами.

* * *

– Василий! – я бросился к казаку и повис у него на шее. – Василий! Как же я рад, что ты живой!

– Гм… – запорожец похлопал меня по спине и освободился из объятий. – Я, положим, тоже рад, что живым остался, но ведь не кидаюсь на людей.

Это он так шутит. И я, улыбаясь во все тридцать два зуба, снова полез обниматься.

– Вот прицепился, как сльота до плота…^[2] Ну, чего ты меня, словно девку, лапаешь? Угомонись, оглашенный, а то в ухо схлопочешь.

Но я не мог так просто отцепиться. Я ведь мысленно похоронил уже Полупуда. Простился с единственным в этом мире товарищем и готовился к другой жизни. В которой не будет друзей, а лишь рабский ошейник. Хоть и «белый», а не кандалы, как у тех бедолаг, что на каторге весла тянут или в каменоломнях спину гнут. Поэтому глядел на запорожца и глазам не верил. Казалось, стоит разжать руку, и Василий исчезнет, как сон… Растает, словно утренняя дымка под лучами солнца.

Видимо, казак понял это, потому что еще раз хлопнул меня по спине и с суровой лаской взъерошил чуб.

– Ну, будет, Петро… Намилуемся еще… Давай к кормилу. Батька Днепр не ленится, несет байдак к морю. И, если не хочешь к воротам Кызы-Кермен --">