Владимир Геннадьевич Поселягин - Офицер Красной Армии

двора выбежала собачонка. Приближаться она не стала, а издалека принялась опасливо и настороженно нюхать воздух. Посвистев, я подозвал собачонку. Та, подумав, подбежала, приветливо махая пышным хвостом, и с опаской встала рядом, готовая рвануть с места в спасительный двор. Присев, я погладил её и пробормотал:

— Хороший пёс, умница.

— Здравствуйте, – поздоровался кто‑то со мной.

Повернув голову, я посмотрел в сторону дома, откуда выбежала собака. На крыльце стояла хозяйка и настороженно разглядывала меня. Это была женщина лет пятидесяти на вид, довольно плотного телосложения.

— Добрый вечер, – кивнул я, вставая и поплотнее запахиваясь в плащ. Ветер стал дуть сильнее, и меня подморозило. – Извините, не подскажете, где можно встать на постой?

— Из лагеря бежал?

— Можно и так сказать, – слегка кивнул я настороженно.

Новая информация порадовала меня. Хоть что‑то. Значит, оккупация.

— Проходи, только быстро. Вечереет, на улице никого, но в крайнем доме полицай живёт, там же ночуют его подручные, – сказала пожилая хозяйка, посторонившись, когда я проскользнул мимо неё в сени, а потом и в саму хату. – Двое их, не местные. Недавно застрелили командира. Лётчика. Всей деревней его на кладбище хоронили, а те только посмеивались. На улице сейчас народу почему нет, именины у Федора, одного из полицаев, а он как напьется, так палить начинает. Чуть бабку Зую не убил насмерть, вот все и прячутся. Повезло тебе, что сегодня к нам зашёл.

— А когда они не пьют? – спросил я, проходя к столу. Хозяйка убрала кусок материи, открывая тарелки и плошки с едой.

— Кушай, вижу, что голодный, – велела она. – А гуляют они почти всегда, редко когда спокойно, да и то когда они уезжают к старосте в Народичи.

Всё это я слушал, пока сердобольная женщина, видя, во что я одет, стала ворошить сундуки. При этом наблюдая, как я быстро ем крупную варёную картошку, не забывая посыпать её солью, вприкуску с хлебом и тонкими ломтиками сала, она только горестно качала головой.

— У нас тут санчасть стояла в прошлом годе, когда бои шли, много что осталось, немцы не стали забирать. Обычной одежды не осталось, но вот солдатская есть.

— Пойдёт, – кивнул я, после чего, быстро прожевав, добавил: – Мне бы командирскую форму.

Командир я.

— Это есть, у меня раненые лежали, немцы их потом увезли, когда в плен взяли. Форма‑то их осталась.

— А документы, имена–фамилии помните?! – быстро спросил я, вставая из‑за стола. Хозяйка жила одна и, судя по количеству выложенной на стол еды, готовила только для себя, поэтому я не стал сметать всё, а оставил и хозяйке повечерять, как тут говорили.

— А чего не помнить. Помогала ухаживать, письма с их слов писала родным, – ответила хозяйка, доставая из сундука несколько комплектов аккуратно сложенной формы. – Некоторые вот не успела отослать.

— Повезло мне с вами, сразу форма нашлась, – вздохнул я, проверяя френчи.

— Да она во всех домах есть. Везде раненые лежали. Только три хаты спалили, когда бои тут были. Я в погребе пряталась, страху натерпелась… Вот, посмотри.

— Это капитанская, а я старший лейтенант. Иголка с ниткой есть? Я петлицы перешью, по размеру мне этот френч… А шинели есть?

— Солдатские есть, три штуки. Было четыре, так я одну для себя перекроила. Хорошая вещь, но дождя боится и сушится долго.

— Это да, – согласился я.

Стянув влажные сапоги, я поставил их за печку, чтобы они сушились, после чего, подобрав материю для портянок, натянул на себя солдатское белье, поданное хозяйкой. Наконец я почувствовал себя сытым и в тепле.

— Ирина Васильевна, у вас бритва и ножницы есть? – спросил я, тронув куцую бородку и волосы на голове. Нужно было постричься и побриться. Наверное, и голову тоже побрею.

— Бритва есть, но тупая, править надо, а ножницы я сейчас принесу… Ты в баньку хочешь сходить?

— А она есть?

— У Фёдоровны, через дом от нас. Она сегодня топила.

— А полицаи?

— Не любит она их, ох как не любит. Свинью у неё забрали и бычка. Ночью они по деревне не ходят, напьются и спят.

— Понятно. Тогда можно насчёт баньки поговорить.

Хозяйка ушла к соседке договариваться насчёт бани, а я сел у обломка зеркала и, поправив на ремне бритву, стал мылить лицо, поглядывая на своё отражение. Ничего там не изменилось, такой же молодой паренёк, только давно не бритый и не стриженный.

У хозяйки насчёт местных боёв и времени, когда они шли, то есть какая сейчас дата, --">