Глеб Егорович Исаев - Истребитель

возможным присутствием неприятеля: "Никого, словно вымерли. Может, сбежали? Вряд ли. Тогда бы ставни позакрывали, а если бы увезли, то хоть собаки выли. А тут тишина, — шел спокойно, слегка помахивая отломанным прутиком. — Наглость — второе счастье. Но не до темноты же в кустах сидеть?"

Возле первой хаты остановился. Тихо. Негромко позвал: — Эй, хозяйка? Кто живой есть?

"Понятно. Идем дальше. Деревушка-то всего пятнадцать дворов, но сельсовет должен быть. Уж это как пить дать". Обойдя с десяток, забеспокоился. В следующий двор проник, легко перепрыгнув невысокий заборчик.

"Знаем мы этих кобелей. Молчит, молчит, а потом галифе на портянки", — опасливо оглянулся по сторонам непрошенный гость.

Крыльцо скрипнуло под сапогами на удивление музыкально. Тепло и чисто. Павел стукнул в добротную дверь и шагнул в сени, пахнувшие травами и пылью. Несколько шагов сделал наугад, пока глаза не привыкли сумраку. Перекинул пистолет в левую руку и потянул ручку на себя. С громким стуком, заставившим сердце прыгнуть к самому горлу, входная дверь, словно вбитая неслабым ударом, отрезала солнечный лучик. Реакция сработала быстрее рассудка. Рыбкой нырнул в проем, затем перекатом по некрашеным половицам и замер, вытянув вперед руку с зажатым в ней стволом.

Сумрак и прохлада избы. Русская печь, стол из потемневших от времени досок, буфет с резным верхом и вечная зелень герани на окне.

Короче, чистота и уют. Картинку портила только плетеная из разноцветных полосок ткани дорожка, волной улетевшая к печи. Павел выпрямился и, не сводя глаз с входа, собрался шагнуть дальше, из кухни в комнату.

— Ну что ты щлындраешь, полы топчешь? — прозвучал скрипучий старческий тенорок. Донесся он из угла кухни, где, а в этом летчик мог поклясться, еще секунду назад никого не было. Голос вызвал легкий озноб. Паша крутанулся, приседая. В красном углу, прямо под иконами с потемневшим от времени окладом, сидел матерый старикан. В истертом треухе, ватных штанах и валенках. Дед усмехнулся, собрав морщины на небритых щеках, и продолжил: — Что, Паша, боязно? Иль как?

Говоров замер. Да и что тут ответить, если все неправильно.

— Да ты присядь, милок, а то стоишь, как оглобля, — ткнул старик скрюченным пальцем в табурет у стола. — Разговор говорить сиднем, оно легшее.

Хозяин словно специально коверкал слова, однако "в цвет".

— Летчик я, истребитель. Возвращался с задания… Самолет подбили, пришлось прыгать, — заученно произнес Павел, чуть успокаиваясь. — Немцев не было? А куда народ подевался? — выпалил он.

— Не трынди ты, — поморщился хозяин, — сам знаю, что истребитель. Промухал немчуру, вот он тебе и впаял, по баку. А, считаю, и правильно. Не зевай, милок, ежели воевать взялся… Да ладно, теперь чего уж.

— Про людей забудь, нет тут никого. Да и деревни тоже нет. Морок то. Моих рук дело, — непонятно закончил явно больной на голову старик.

Летчик, сообразив, что дед не в себе, сокрушенно махнул рукой и, собираясь выйти, дернул ручку. Дверь подалась трудно, и с громким скрипом. Однако в распахнувшуюся дверь увидел все ту же горницу и дедка, сидящего в красном углу.

Ноги подкосились, и Павел хлопнулся на неведомо как возникший под ним табурет.

— А говоришь, не в себе… — расплылся в усмешке ехидный старикан. — Слушай, не перебивай, а то обижусь.

— Война, Пашенька, будет страшная, — чистым, совсем не старческим голосом продолжил он. А ты словно в бирюльки играешься. Хочешь, научу, как немцев одолеть? Только для того тебе придется, милок, им самим стать…

"Провокатор? — обомлел Павел и потянулся к висящей на поясе кобуре, но вдруг передумал. — Какой еще провокатор? Совсем от политинформаций охренел? Нет его. Чудится мне это…"

— Не мучь ты себя, — словно расслышав его мысли, вступил дед. — Звать меня… ну, если хочешь, Иваном. Или дед Иван, уж как сподручней. Кто я, про то знать не велено. Так ответь мне, наконец, горе луковое: — Хочешь, аль нет, врагов бить, и силу на то иметь? — слегка осерчал сказочник.

Павел пожал плечами, примиряясь с наваждением: — Бить, да. Конечно. А силы? Так я вроде и не слабый? — повел плечами паренек. — Здоровье есть.

Дед сердито поморщился, махнул сухой ладонью, предлагая молчать: — Главное сказано. Об остальном после.

— Плесни-ка ты водицы из жбана, — указал дед Иван на стоящее возле печи ведро, прикрытое чистой тряпицей.

Павел, уже ничему не удивляясь, встал и --">