Брайан Стейвли - Последние узы смерти

цунами. В высокие окна беззвучно вливались теплые солнечные лучи, играли на доспехах и на клинках. Члены совета разом замолчали, замерли статуями в тех позах, в которых их застали врасплох.

– Вторжение, первый оратор, – угрюмо ответил Амут, шаря глазами по дверям и стенам. – Вторжение во дворец!

Каден обвел глазами зал:

– Когда?

– Точно не знаем, – покачал головой Амут.

– Кто?

Первый щит поморщился:

– Кто-то быстрый. И опасный.

– Насколько опасный?

– Настолько, чтобы проникнуть во дворец, незамеченным пройти в Копье Интарры, справиться с тремя моими эдолийцами и бесследно скрыться.

2

Ночь – чужая страна.

Так всегда казалось Адер уй-Малкениан – мир после захода солнца становился другим. Тени стесывали острые углы, превращали привычные комнаты в незнакомые. Тьма высасывала краски из самых ярких шелков. Луна серебрила воды и стекло, зажигала холодным светом простую материю дня. В мерцании ламп – вот как эти две, что стояли перед нею на столе, – мир качался и метался вместе с запертыми в них огоньками. Ночь пугающе преображала самые знакомые места, а эти холодные палаты в каменной крепости на краю Эргада она едва ли могла назвать знакомыми. Адер прожила здесь почти год, но даже днем не чувствовала себя желанной гостьей под надежным кровом. Ночь уносила ее еще дальше в чужой, суровый варварский мир.

И голоса ночи требовали перевода. Утром шаги по коридору звучали обыденно: слуги и работники шли по своим делам. Крик в полдень – просто крик; крик в ночи мог возвещать об опасности, о катастрофе. Днем крепостной двор под окнами кишел людьми, а после закрытия ворот обычно затихал, потому, услышав стук подков по мостовой, подхваченную ветром отрывистую команду, Адер резко отставила письменный прибор, чтобы не залить листы чернилами, и с бьющимся сердцем шагнула к закрытому окну.

Гонец в полночь – совсем не то, что гонец в полдень.

Она задушила в себе страх, открывая ставни и подставляя холодному воздуху севера вспотевший лоб. Всадник в такой час мог означать все, что угодно: ургулы переправляются через Черную, ургулы уже перешли реку, дикари Длинного Кулака жгут приграничные селения или его безумный лич Балендин превращает ужас народа Адер в новый мерзкий кеннинг. Всадник мог возвещать о ее поражении. Мог нести весть, что все пропало.

Она окинула задумчивым взглядом реку – Хааг, прорезающий на пути к югу высокие городские стены. Она различала каменные арки единственного моста, но часовых в темноте не видела. Глубоко вдохнув, она расслабила опиравшиеся на подоконник руки. И поняла, что почти готова была увидеть ургулов, штурмующих мост в четверти мили от нее, увидеть осадное войско.

«Потому что дура», – угрюмо сказала она себе.

Если бы Балендин с ургулами взломали оборону Рана ил Торньи, стук копыт по мостовой был бы не единственным звуком. Адер перевела взгляд на двор под окном.

Эргад был стар – стар, как сам Аннур, а избранный ею замок служил резиденцией королей южного Ромсдаля задолго до возвышения империи. И замок, и городские стены выглядели на все свои годы. Строители хорошо знали свое дело, но Эргаду более века не приходилось обороняться, и сейчас Адер видела прогалы в рядах бастионных мерлонов, трещины от разъедавшего строительный раствор льда, пустоты на месте сорвавшихся в реку плит. Она приказала восстановить стены, но каменщиков недоставало, и они были нужнее ил Торнье на востоке, где кенаранг месяц за месяцем сдерживал напор ургулов.

Луна бросила на камни дворца зубчатую тень южной стены. В тени спешивался гонец – Адер различала его силуэт и силуэт лошади, но не видела ни лица, ни мундира. Она попыталась угадать что-то по его осанке, по развороту плеч понять, что сулит доставленное им сообщение.

Ночную тишину разбил тихий плач – младенец захныкал в задней комнате. Адер, поморщившись, повернулась к двери, за которой ворочался в колыбельке Санлитун уй-Малкениан – второй из носивших это имя. Его разбудил цокот подков или проникший в комнату холод. Адер торопливо подошла в надежде, что сын не совсем проснулся, что его угомонят ласка и несколько слов, что он снова задремлет, позволив ей спокойно встретить гонца.

– Ш-ш-ш, – зашептала она. – Все хорошо, малыш. Ш-ш-ш.

Иногда унять его удавалось легко. В хорошие ночи, нашептывая ребенку бессмысленные слова утешения, Адер воображала, что за нее говорит другая: старше, уравновешеннее, увереннее – другая мать, --">