Demonheart - Плоды проклятого древа

заниматься танцами, спортивной гимнастикой, карате, фортепиано и так далее — но стоило мне начать делать настоящие успехи в очередном выбранном ею деле, как она немедленно его пресекала. Полагаю, ее приводила в экзистенциальный ужас мысль, что у меня появится повод гордиться собой, и ее авторитет таким образом пошатнется. Я ведь совершенно не способен понять, что кроме нее никто не убережет меня от бесчисленных опасностей Броктон Бей. Например, от всех женщин в возрасте от двенадцати до пятидесяти, которые поголовно суть шлюхи и аферистки, норовящие разорить нашу семью через судебные иски. Или от любых денег, которые я бы наверняка, по ее мнению, потратил на наркотики.

Надо ли говорить, что меня от нее тошнило? Во всех смыслах.

Наверное, я бы дожил до взрослых лет, даже не понимая, в какой заднице нахожусь, а потом уехал бы на вечное жительство в психушку. Но год назад мать купила мне компьютер, потому что вбила себе в голову, будто мне совершенно необходимо обучиться им пользоваться. Конечно, стоило бы ей заметить, что компьютер приносит мне хоть немного радости, и он бы тут же оказался на помойке, но я достаточно быстро разобрался в тонкостях паролей, пользовательских настроек и скрытых папок, а также научился спать в школе, чтобы сохранить силы для ночных интернет-марафонов. Именно интернет открыл мне значение терминов «гиперопека» и «шизогенная мать».

Боже, храни сэра Тимоти Джона Бернерса-Ли.

Оказывается, я не тонул в бездонном болоте. У меня был враг, а у врага было имя и лицо, от него можно и нужно было защищаться. Правда, довольно быстро выяснилось, что сил и средств у меня не густо, а навыков защиты от психологической агрессии нет вовсе. А мать сразу же почувствовала, что я пытаюсь вырваться из-под контроля, и усилила давление. Я продолжал сопротивляться, она подавляла мои попытки бунта все более жесткими методами.

Кульминация наступила вчера, когда я посмел прогулять дополнительные занятия по испанскому. Чтобы сходить к однокласснику на вечеринку по случаю дня рождения. Я пробыл там не так уж и долго, но по возвращению меня уже ждал ордер на домашний арест. И скорее всего, я бы даже пережил это заключение, но на вечеринке я по ошибке выпил целую бутылку обычной колы, перепутав ее с диетической.

Сто шесть граммов сахара. С тем же успехом это мог быть цианид.

А моя мать, будто ей было мало просто унизить меня, успела забрать все мои запасы инсулина. Вряд ли она собиралась меня убить, скорее хотела дать мне прочувствовать первые стадии обострения, чтобы напомнить, кто оплачивает мое лечение. Собственно, это и было второй причиной, по которой я не мог, к примеру, просто сбежать из дома, как это бы сделал любой нормальный подросток.

Диабет первого типа. Я жил до тех пор, пока получал инъекции. Мой случай не являлся терминальным, великий кейп-целитель Панацея на подобную ерунду не отвлекалась. Когда примерно год назад она только получила силы и о ней трубили по всем каналам, я еще надеялся на чудо, даже тайком отправил ей письмо с просьбой вылечить меня. Никакой реакции так и не последовало. Я ее за это даже не винил. Мы ровесники, и что-то мне подсказывало, что ей приходилось еще хуже, чем мне. На меня давила только мать, а на нее — буквально все вокруг. Будто в Броктон Бей мало проблем с чуть ли не еженедельными потасовками паралюдей, так ей пациентов привозили со всего Восточного побережья, как на подбор, самые тяжелые случаи, от которых отказались остальные врачи.

Когда мать в очередной раз предложила мне отправляться бомжевать, если я не хочу следовать ее правилам, лишь из-за диабета я не решился последовать ее предложению. В сутки мне требовалось три дозы, и при этом соблюдать диету. Если этого не делать… ну, мучиться перед смертью мне пришлось бы достаточно долго, чтобы я успел пожалеть о побеге. Самая прелесть инсулина в том, что он не только дорогой, но и его нельзя купить без рецепта, а рецепт именной и действует только неделю. А при первом же обращении в любую больницу меня бы тут же вернули домой, где уже дожидалась удвоенная порция неприятностей в качестве наказания за бунт.

Впрочем, мучился я уже сейчас.

Мутным взглядом я обвел свою комнату. Моей она была в том смысле, что я спал в ней, а так же в ней хранились условно мои вещи. Условно — потому что мать постоянно напоминала мне, что буквально все, чем я пользуюсь, от мебели до еды, куплено на ее деньги. А значит права на свое --">