Кейси Л. Бонд - Дом Затмений

присутствовать на церемонии обручения. Он бросил один взгляд на будущую невесту и решил, что она – драгоценность, которую ему не помешало бы поместить в свою сокровищницу. Он обвинил ее в измене, а жениха приказал казнить прямо среди пира и цветов, разложенных в честь счастливых новобрачных. После чего Атон похитил Джобу, будто она уже принадлежала ему.

Когда через год ее чрево осталось бесплодным и она не произвела на свет наследника, о котором он всегда мечтал, Атон нашел жену мертвой в своей постели – точно так же, как до нее находил семь других жен. Даже жрецы не осмеливались расспрашивать Атона об отметинах, украшавших горло его жены.

На каждом из тонких пальцев Джобы было надето замысловатое золотое кольцо, а на ее неподвижной груди громоздилось множество позолоченных ожерелий. Манжета, которую отец заказал для каждой из своих жен, все еще украшала ее предплечье, даже после смерти отмечая женщину как собственность Атона.

Но она больше не принадлежала ему, верно?

Смерть дала Джобе шанс убежать от моего отца. Хоть она и лежала в огне, казалось, что она наслаждается расстоянием между ними, расстоянием, которое не мог преодолеть даже могущественный Атон.

Неужели я вообразила дразнящую ухмылку на ее губах?

Сквозь кровь, капающую из раны, мог ли отец увидеть, что я надела такую же?

Капли собирались вместе, а затем падали с моего подбородка.

Всплеск. Всплеск-всплеск. А потом раздалось шипение пара, когда Сол приняла мою кровь как свою собственную.

Темные глаза отца сузились, прежде чем он медленно опустил руку, как будто все еще обдумывал второй удар или что-то гораздо худшее. Лучи Сол отражались от его бритой головы. Секунду спустя он повернулся ко мне спиной, подошел к Джобе и навис над ней. Он поднял руки высоко в воздух, прежде чем воззвать к Сол. Воздух вибрировал от пульсации сухого, жестокого жара. Отец поднес женщину ближе, так, что изнуряющие лучи сосредоточились на теле Джобы. Кожа, покрытая волдырями, начала пузыриться и кипеть. Следы обугливания появились на ключицах, на острых скулах и челюсти как раз перед тем, как появились первые изящные языки пламени.

Оно медленно танцевало над ней. Ритм песни жрецов изменился, а мужчины начали раскачиваться взад и вперед на коленях. Все семеро взывали к богине, и пламя последовало за торопливым, лихорадочным ритмом. Вскоре ад взревел над Джобой, поглощая ее так же, как и отец. Она стала хрупкой, быстро превратившись всего лишь в невзрачную кучу пепла и осколков костей.

Сол принимала только хорошие стороны человека – его сердце, если оно было чистым, его душу, если она все еще была сделана из света, его плоть и органы, которые давали жизнь телу, если они не были поражены.

Только то, что она сочла неприемлемым, нам предстояло развеивать по песку, из которого она нас сформировала.

Мне было интересно, примет ли ее пламя какую-нибудь часть тела Атона, когда он сам умрет, или мы похороним его целиком. Ведь в нем не осталось ничего чистого.

Я задавалась тем же вопросом и в отношении себя.

Отец не остался, чтобы посмотреть, как жрецы сметают останки Джобы в гладкую золотую урну. Он не собирался быть тем, кто развеет ее прах по дюнам. Его темные глаза встретились с моими, когда он направился к нам, трем своим дочерям.

Зарина, самая старшая, высоко держала голову и всегда молчала в присутствии отца. Атон верил, что Сол выберет ее своей наследницей. Только была ли она вообще частью богини солнца? Я не могла почувствовать от нее и намека на тепло. Зарина была высокой, гибкой и достаточно красивой, но казалось, эта девушка сделана из чистого льда. Такая же холодная, как и отчужденная.

Отец одобрительно кивнул, проходя мимо нее. Затем он, пропустив короткий поклон, что бездумно отвесила старшая дочь, сосредоточился на Ситали, которая стояла между Зариной и мной.

Ситали ненавидела меня почти так же сильно, как я ненавидела ее. Она была на год старше и верила, что моя мать была причиной того, что Атон убил ее мать. Ситали была глупой. Она обвиняла женщин, а не отца в постоянной смерти, что присутствовала в нашей семье.

Ситали не была такой статной, как Зарина, – почти на голову ниже меня и очень худая. Тонкие черты скрывали от большинства людей суровое, жадное сердце. Однако я знала ее лучше остальных. Глаза, темно-карие с --">