Джун Ч. Л. Тан - Нефрит. Огонь. Золото

степень моего отчаяния. Гоню от себя эти мысли, не до того мне сейчас. Не могу же я вернуться домой с пустыми руками.

Вспоминаю ужасный сухой кашель амы, сотрясающий все ее тело. Она не знает, что у меня больше нет работы, потому что я притворяюсь: встаю на рассвете, как обычно, и еду в город, а по возвращении рассказываю за ужином небылицы о том, как прошел день в таверне. Деньги идут на убыль, и пища наша с каждым днем становится все более скудной.

Настало время это исправить.

Низко нахлобучиваю старую соломенную шляпу и закрываю подбородок и нос льняным шарфом. Хотя большую часть времени в Шамо я проводила на кухне таверны, и вряд ли найдется много людей, способных узнать меня в лицо, все же лучше поостеречься.

Неделю назад на городской площади огласили указ о том, чтобы следующие сорок девять дней в знак скорби по почившему императору все носили только белое. Новая одежда стоит денег, а белую к тому же слишком трудно содержать в чистоте. Поэтому большинство выбирает более дешевый, но добротный светлый лен, которым торгуют пустынные кочевники. Это, конечно, не самая лучшая замена, и вообще идет вразрез с традицией, но имперские войска не обращают внимания на состоящее из горстки деревень поселение в отдаленном уголке Империи Ши.

Городишко, прежде являвшийся частью другой страны и, что еще важнее, не пополняющий имперскую казну, не представляет для них интереса.

Я с легкостью смешиваюсь с толпой одетых в бежевое людей, среди которых изредка мелькают кремово-белые всполохи, и легко скольжу мимо торгующих едой тележек. Проворными пальцами хватаю несколько ёутяо ^[3] и парочку маньтоу ^[4]. К тому времени, как я доберусь домой, хворост превратится в размокшую кашу, а воздушные сейчас пампушки станут твердыми, как камень. Все же это лучше, чем ничего. Привычным жестом, отточенным за годы жизни впроголодь, прячу еду в складках одежды.

На тележке передо мной продается чуан’р – жареное мясо, которое стало бы настоящим лакомством для амы, но я опасаюсь, что острые шпажки порвут мой и без того ветхий наряд. Я нерешительно топчусь на месте, и тут интуиция подсказывает мне повернуть голову.

Вижу шагающего ко мне хмурого грузного мужчину. Неужели он заметил, как я крала еду? Ощущая, как участился пульс, я перехожу к соседнему прилавку и с притворным вниманием изучаю разложенные на нем груботканые хлопковые платки. Тусклые и расшитые незамысловатой вышивкой, они представляют собой жалкую имитацию шелковых платочков, которые носят при себе знатные дамы в крупных городах на востоке Империи.

Я расслабляю плечи, когда мужчина проходит мимо, не сказав мне ни слова. На всякий случай провожаю глазами его удаляющуюся спину. Он явно неместный. У мужчин Империи Ши традиционно длинные волосы, а этот незнакомец выбрит почти наголо. Кожа у него задубевшая и красная – значит, либо он родом с юга, либо много времени проводит на солнце. Вопреки официальному указу, на нем ханьфу ^[5] темно-серого цвета без вышивки или орнамента на тунике и штанах. Это обычное одеяние представителей низшего сословия. Возможно, он торговец из южного государства Нанда.

«Или солдат в увольнительной», – мысленно отмечаю я. И тогда лучше держаться от него подальше. Кроме того, мне нужно доставить аме еду.

– Я видел, что ты сделала.

Я резко разворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с Ли Го, который, дерзко ухмыляясь, пялится на выпуклости у меня на талии.

– А сам-то чего здесь болтаешься? Разве ты не должен быть на работе? – огрызаюсь я, глядя на стоящего передо мной долговязого паренька. Заслышав его беззаботный смех, можно подумать, что у него не жизнь, а сплошной праздник, но на самом деле он такой же тощий, как и все здесь, потому что слишком часто ложится спать на пустой желудок.

– Моя сегодняшняя смена закончилась, и я как раз шел домой, когда заметил тебя.

– Как там все? – спрашиваю я, шагая рядом с ним. Я продержалась в таверне год, а Ли Го целых два – с тех пор, как перебрался из нашей деревеньки в Шамо. И пусть остальные работники обращались со мной вежливо, но Ли Го – мой единственный настоящий друг.

– Ингма уверяет, что скучает по тебе. Ну, ты меня знаешь, я молчать не стал и прямо заявил Олд Пэнгу, что у тебя болеет бабушка, – улыбка Ли Го тает, – но он ничего не пожелал слушать.

Иного я и не ожидала. Хозяин таверны – единственный, кто преуспел в нашем захолустном городишке, и все благодаря постоянной погоне за --">