Шелби Махёрин - Змей и голубка

дел моих врагов, monsieur. – Мадам Лабелль грациозно поднялась, и Трамбле отступил на полшага. – Поскольку теперь это и ваши враги тоже, позвольте дать вам совет: вмешиваться в дела ведьм – опасно. Забудьте о мести. Забудьте обо всем, что успели узнать о мире теней и колдовства. С этими женщинами вам не совладать, ни за что и никогда. Смерть – самая милосердная кара, которую они могут подарить вам, и даже ее еще придется заслужить. Казалось бы, судьба дорогой Филиппы должна была научить вас этому.

Трамбле скривил губы, встал в полный рост – но мадам Лабелль все равно оказалась выше – и зашипел:

– В-вы… вы переходите черту.

Мадам Лабелль не отстранилась от него. Вместо этого она совершенно невозмутимо провела рукой по лифу платья и вытащила из складок юбки веер. Внутри него блеснул нож.

– Как вижу, обмен любезностями окончен. Что ж, перейдем к делу. – Одним легким жестом расправив веер, она взмахнула им. Трамбле с опаской посмотрел на острие ножа и отошел на шаг. – Если пожелаете, я сию же минуту избавлю вас от кольца – на пять тысяч золотых крон дешевле, чем вы просите.

Трамбле издал странный сдавленный хрип.

– Да вы обезумели…

– Если же нет, – продолжила мадам Лабелль, и голос ее стал жестче, – то вы, уходя, тем самым накинете на шею своей дочери петлю. Ее ведь зовут Селия, верно? Госпожа Ведьм с удовольствием выпьет досуха ее молодость, румянец кожи и блеск волос. К тому времени, как ведьмы сделают свое дело, Селия станет неузнаваема. Она будет опустошена. Сломлена. Совсем как Филиппа.

– Вы… вы… – Трамбле выпучил глаза, и у него на вспотевшем лбу проступила вена. – Fille de pute^[5]! Вы не можете так со мной поступить! Вы не можете…

– Полно, monsieur, у меня мало времени и много дел. Из Амандина вернулся принц, и я не хочу пропустить празднество в его честь.

Трамбле упрямо выпятил подбородок.

– У меня… У меня с собой его нет.

Чтоб тебя. Меня захлестнуло разочарование – горькое и острое. Коко чертыхнулась.

– Я вам не верю. – Мадам Лабелль подошла к окну и выглянула на улицу. – Ах, мсье Трамбле, как неразумно с вашей стороны было оставить собственную дочь ждать у борделя. Она ведь с легкостью может стать жертвой злоумышленников.

Вспотев еще больше, Трамбле быстро вывернул карманы.

– Клянусь, у меня его нет! Смотрите, смотрите! – Я прижалась к портрету, глядя, как мсье вытряхивает содержимое карманов перед мадам Лабелль. Вышитый платок, серебряные карманные часы, горстка медных крон. И никакого кольца. – Прошу, не троньте мою дочь! Она здесь ни при чем!

На Трамбле было так жалко смотреть, что я бы, возможно, даже ему посочувствовала – если бы только он не расстроил все мои планы. Раз уж на то пошло, глядя, как у него бледнеет лицо и трясутся ноги и руки, я испытала злорадное удовольствие.

Мадам Лабелль, похоже, разделяла мои чувства. Она картинно вздохнула, отняла руку от окна, обернулась и – как ни странно – посмотрела прямо на портрет, за которым я стояла. Я отшатнулась, упала прямо на задницу и едва не выругалась.

– Что такое? – прошептала Коко и присела рядом. Бабетта, нахмурившись, отпустила кнопку.

– Тссс! – Я замахала руками, указывая на комнату. – Кажется, – проговорила я одними губами, не смея подать голос, – она меня видела.

Глаза Коко тревожно расширились.

Мы все застыли, а голос мадам Лабелль прозвучал ближе, приглушенный, но вполне различимый за тонкой стеной.

– В таком случае скажите на милость, monsieur… где же оно?

Черт возьми. Мы с Коко неверяще посмотрели друг на друга. Вернуться к портрету я не смела, но все равно придвинулась ближе к стене, дыша так жарко, что мне самой неприятно было чувствовать этот жар на лице. «Ответь ей, – взмолилась я беззвучно. – Скажи нам».

И – о чудо – Трамбле повиновался. Его резкий ответ порадовал мой слух больше самой сладкозвучной музыки.

– Под замком в моем городском особняке, будь ты неладна, salope ignorante^[6]…

– Прекрасно, мсье Трамбле. – Дверь их комнаты открылась со щелчком, и я почти что видела улыбку на губах мадам Лабелль в этот миг. Та же улыбка расцвела и на моем лице. – Ради блага вашей дочери надеюсь, вы не солгали. На рассвете я прибуду к вам с деньгами. И не заставляйте меня ждать.

Шассёр

Лу

– Я слушаю.

Мы сидели в людной кондитерской. Бас поднес к губам ложку горячего шоколада – медленно и осторожно, стараясь не пролить ни капли на кружевной галстук. Я с трудом сдержалась, чтобы не --">