Алекс Делакруз - Молодые боги

развернуться. Я стоял, еле сдерживаясь, краем глаза видя, что за мной пристально наблюдает татуированный Гармунд.

– Госпожа, только для вас – три миллиона сестерциев, – склонился едва не до земли Павел.

– Это шутка? – оторопела девушка. – Три миллиона?

– Только для вас, моя госпожа. Для других я продам его за пять или даже…

– Да его никто не купит за три миллиона, – звонко рассмеялась девушка. – За такие деньги я могу купить виллу на Палатинском холме!

– Я его куплю за три миллиона, – произнес патриций и неожиданно задрал на мне набедренную повязку. Оторопев на мгновение, я оттолкнул его, отпрянув, но тут же свистнул кнут – и руки ожгло болью.

– Да как ты смеешь, животное?! – взъярился Павел, набирая воздуха для тирады, но был остановлен повелительным взмахом сенатора.

– Достаточно. Три миллиона за него, я согласен. И триста за этого, – кивнул он на моего соседа.

Когда работорговец и патриций били по рукам, скрепляя сделку, незнакомка вдруг ойкнула – она выронила изукрашенный гребень. Подняв его, она оказалась совсем рядом – по плечам моим мазнуло дыхание и мягкое касание взметнувшихся от резкого движения локонов.

– Прорвемся, – услышал я ее шепот.

Сказано было по-русски.

Огромные голубые глаза оказались на краткий миг совсем рядом, но почти сразу незнакомка отошла, больше не обращая на меня внимания и оставив после себя стойкий аромат цитруса и жасмина.

– Госпожа, позвольте пригласить вас сегодня на ужин, – патриций тоже больше на меня не смотрел.

Юная покупательница же после совершенной на ее глазах сделки приняла вид настолько удивленный, что, смущенная собственным невежеством в делах работорговли, двинулась прочь, даже не отвечая патрицию. Телохранители и рабыня с корзиной поспешили следом.

– Ты знаешь, кто эта леди? – поинтересовался патриций у Павла.

Работорговец лишь замотал головой и развел руками. Видел я это краем глаза, пристально наблюдая за уходящей незнакомкой. Вдруг она обернулась и, скользнув взглядом по увлеченным разговором Павлу и патрицию, посмотрела мне прямо в глаза. Высунув язычок, она манящим жестом быстро облизнула губы, а после задорно подмигнула. Резкий разворот, взмах локонов – и вот она уже вновь удаляется. Еще миг – и белоснежная туника затерялась в толпе.

«Да что же здесь все-таки происходит?»

Голова раскалывалась от метавшихся мыслей – я даже не заметил, как меня отвязали от общей вереницы. Шея болезненно дернулась, и слуги нового хозяина повели меня прочь. Вдруг перед глазами из ниоткуда вновь появилась объемная надпись:

«Поздравляем с изменением социального статуса!»

«Вы теперь раб Квинта Остория Джонса!»

Критерий оптимальности

Неуклюже перебирая ногами, повинуясь рывкам веревки, я обреченно шел вперед. Слуги Джонса вели меня через толпу, но двигался я машинально, с трудом ориентируясь в пространстве, стараясь держаться за спиной идущего впереди варвара. И во все глаза рассматривал материализовавшуюся передо мной из ниоткуда надпись.

Я студент. Был – услужливо подсказало подсознание. Первый курс СФУ, в Красноярск приехал из вымирающего и стремительно деградирующего брошенного судьбой и государством поселка. В одиннадцатом классе школы был единственным учеником – и провожали меня в Красноярск, когда уезжал поступать, как героя на войну.

Денег у меня тогда не было даже на обратный билет. С собой вез полторы тысячи рублей и сумку с продуктами, которые должны были помочь продержаться первый месяц. Сразу поступить не удалось, но возвращаться домой не стал. Не очень люблю вспоминать тот год – первое время, до морозов, жил в шалаше на берегу Енисея. Подрабатывал где придется, в самых разных местах – не стыдно вспоминать только работу администратором сауны и грузчиком на овощной базе. А потом мне повезло – познакомился с одиноким и нелюдимым дядей Сережей (он даже здоровался не со всеми). Сергей Иванович, как я его называл, оказался ветераном без удостоверения. Кроме Афганистана, военнослужащие Союза выполняли интернациональный долг в самых разных местах планеты, о чем государству впоследствии оказалось легче забыть. Или забить.

Сергей Иванович, как казалось, очень устал от жизни. Он неоправданно мало ел и невероятно много пил. Но на работу к семи утра приходил по-военному четко и без какого-либо намека на перегар. Всегда выглядел свежим, даже несмотря на внешность, на коей годы оставили заметный --">