Любовь Борисовна Федорова - Некромант и такса

сдалась, опустошила окрестности и пропала.

Нашлись, конечно, и те, кому не повезло. Например, городскому братству Равновесия, в котором я состоял, как мне до недавнего времени казалось, для смеха. Мог ли в ранней юности, когда впервые проявился мой печальный дар, я предполагать, к каким последствиям приводит вступление в окутанные мечтательными тайнами союзы, в которых принадлежность скрепляется клятвой и кровью?

Это человек без дара может клясться в чем угодно кому угодно, и тут же беспечно забывать о клятвах. Такие, как я – нет. Я поздно об этом узнал. Или поздно вспомнил. По юношескому легкомыслию могло быть так, что меня предупреждали, но я пропустил предостережение мимо ушей. На службу братству меня призвали почти через пятнадцать лет после того, как я произнес слова той пафосной, похожей на плохие стихи клятвы и приложил надрезанный палец с каплей крови к общему камню.

Никогда не делайте так те, кто прочтет мои тетради. Если у вас есть хоть капля колдовства в крови, никому ее не показывайте и никому о ней не говорите. Здесь нечем гордиться, даром нельзя хвастаться. О нем вообще лучше не знать, и не дай бог узнают другие. В Аннидоре две трети членов братства погибли в одночасье прямо в городской ратуше. Люди они были солидные, состояли в городском совете. В тот день после полудня отцы города собрались вместе и держали совет, что делать перед опасностью наступающего мора, а, когда между ними обнаружился первый больной, городская стража закрыла ратушу на карантин, согласно городским советом же изданному распоряжению. Итог оказался печален, через трое суток в ратуше не осталось никого живого, и настала необходимость латать дыры в составе как братства, так и совета.

Совет, разумеется, справился без моего участия, делить и распределять по карманам городскую казну меня не пригласили. Что до братства, оно поскребло по старым кладовкам со списками и обнаружило там меня. Живого, здорового, и даже не такого уж бесполезного, как я сам и другие братья до сих пор считали. Я бы, конечно, предпочел заседать в городском совете, но кто ж позовет. А у братства полно черной пачкотной работки, на которую нет добровольно откликнувшихся.

Почему так случилось, что братство вымерло чуть не поголовно и сразу, в Аннидоре по сей день много кривотолков. Одни говорят, будто колдуны братства ценой своих жизней выкупили город, дав мору отпор – ведь действительно смертей сразу стало значительно меньше. Другие – что мор приходил как раз по души колдунов и по грехи городского начальства, и, если б не они, Аннидор не потерял бы вместе с грешниками добрую половину ни в чем не повинного населения.

Я тогда не стал спрашивать умерших ни о причинах мора, ни почему их выбрала смерть. Я в тот первый день, когда меня призвали на службу братству, даже не знал, как их и спрашивать, несмотря на то, что в первые дни посмертия это легко. Все, что чувствовал тогда – могу что-то такое, и что мне страшно это делать, потому что от этого мороз по коже и долго непроходящий холод на душе. Чувство страха и чувство необходимости все дни, данные мне на раздумье, на равных боролись во мне. Необходимость обеспечить безопасность моей семье победила. Я подписал договор.

Похоже, с тех необдуманных пор, когда во все это влип, я повзрослел и поумнел, и дар каким-то образом во мне развился, несмотря на то, что я совсем не уделял ему внимания.

Судите сами – какой человек в здравом уме и трезвой памяти станет уделять внимание способности находить недавно упокоенных и совсем неупокоенных и разговаривать с ними? Мне это было нужно? Мне и сейчас не нужно. А пришлось и, что хуже всего, я это действительно умею. Помог ли мне мор в осознании собственных способностей? Да, помог. Но мне неприятно и непросто об этом думать. Сам боюсь того, что должен делать, но еду. Ибо того, что случится, если я откажусь послужить братству, еще больше боюсь – тогда они придут за моими детьми и поищут пригодных для своих целей среди них. Девчонки мои братству бесполезны, но сын… ему всего два года. Если он примет когда-нибудь решение встать на этот мрачный путь, от которого я, конечно же, буду его отговаривать, пусть принимает это решение сам, пусть даже решает из полудетского баловства, как сделал я в мои семнадцать. Пусть это будет его собственная глупость. Но не сейчас и не другие должны решать за него!

На этом со вступлением надо бы закончить, достаточно рисоваться похоронными мыслями --">