Андрей Уланов - Эльфийская обновка

шагом становился все меньше.

Но армия шла — вглубь эльфийских лесов.

* * *

— Довольно!

Молодой человек медленно стянул свой черный берет и принялся обмахиваться им, на манер веера.

— Дальнейшее уж точно ведомо всем. Про то, как корпус дошел до Лунной Гавани, про битву в ночи, по то, что из тридцати семи тысяч назад вернулось лишь шестнадцать человек, да и тех пришлось выкупать из гномьих шахт. Про то, как…

В этот миг старик почувствовал, как что-то холодное скользит вдоль его ладони… обвивается вокруг запястья… скосив глаза вниз, увидел белую цепочку, тянущуюся от ножки стола к его руке…

— «Филин»! — взвыл бродяга, словно угодивший в капкан волк. Вскочил, дернул что было силы — но столы в «Трех Черепушках» были большие и тяжелые. — Слухач проклятый… ну, дай только до твоей глотки дотянуться.

От вопля толку было больше — сразу пятеро завсегдатаев трактира направились к столику, причем в здоровенных лапах крайнего правого уже посвистывала, уверенно рассекая воздух, увестистая ясеневая дубинка.

Дубинки у паренька не было. У него было кое-что получше и именно это самое «получше» он и пытался развернуть печаткой наружу.

— Королевская Воля!

При этих словах пятеро драчунов-добровольцев, дружно подались назад… затем еще дальше… растворились в толпе соратников и прихлебателей. Наполнявшая же «Три Черепушки» толпа рассеялась с просто-таки удивительной скоростью.

— И что теперь? — безнадежно осведомился бродяга.

Молодой тайный стражник еще раз внимательно оглядел трактир.

— Думаю, — медленно сказал он, — этот вопрос ты задаешь не по адресу. Тебе стоило б задать его эльфам, которые упорно отказываются садиться за стол переговоров — пока мы не доставим тебя. Знаешь, Зигги, ведь твои приятели-эльфы до сих пор помнят о тебе — не знаю, уж, чем ты на самом деле так насыпал им соли на хвост…

* * *

Лес. Залитая солнцем поляна.

Щурясь от яркого света, старик медленно растирал запястья. Везли в кандалах недолго и потому толком опечататься в кожу проклятые железяки не успели. Гнали… хорошо так гнали, лошадей не жалея… могли бы хоть чуть, самую малость, самую распослеподнюю капелюшечку чуть меньше торопиться, тоскливо подумал бродяга.

Сколько же лет он жил в страхе перед этой минутой? Полжизни? Больше…

Зигольд Вранек, мошенник, вор, лжесвидетель и святотатец — долго же ты шел на эту поляну. Ох и долго. Почитай, с того самого дня, как, растянувшись на черепице и холодея от одной лишь мысли о случайном шорохе, вслушивался в ленивый диалог двух тайных стражников, наряженных для засады в мансандру Марыши-Чернушки. Счастье, что решил он устроить сюрприз, явивший к девке не по лестнице, а на манер Зимнего Деда — из окна. Счастье вдвойне, что стражники оказались нерадивыми и, отведав Марышкиного дзябского — а может и не только его — стали столь же несдержанны в речах, как и он в тот злополучный час, когда пообещал клятой девке эльфийскую обновку.

Тогда, на крыше, он узнал, что отныне покоя ему не будет. Потому как Тайная Стража — как и её собратья в иных Королевствах — прочла послание Лесного Народа едва ли не прежде своих монархов, но в отличие от королевских особ, не прерываясь на приступы гнева и очень, очень внимательно. Он узнал, что выдачу мошенника, обманувшего их принца, эльфы называют непременным условием для начала переговоров. Еще он узнал, что эльфийская куртка стала для него проклятьем и спасеньем — стоит хоть на миг снять её и заклятья доброй дюжины магов пригвоздят его к месту…

Он узнал, что за голову его назначена награда, за которою любой из его тогдашних «друзей» — да что лукавить, и он сам — отдал бы хоть эльфам, хоть оркам на мясо не то что родную мать, но и свою левую руку придачу.

И он понял — уже тогда — что когда-нибудь этот бег закончиться… лесной поляной.

Снять ставшую самой жгучей и опасной в Четырех Королевствах куртку он не мог. Не мог он и исчезнуть из Королевств, уплыть на одной из пузатых торговых когг за Три Моря, к желтоглазым, не знающим истинных богов котольцам или на юг — к джунглям, кишащим дикими гоблами, где золото, черные опалы, и тысяча и одна болезнь в тамошнем воздухе и воде.

А мигом позже он забыл обо всем, пытаясь сквозь солнце и так некстати хлынувшие из глаз слезы разглядеть лицо неторопливо идущего через поляну --">