Олег Аркадьевич Тарутин - Приблудная Нюкжа

сквозь голые деревья просматривалась вся ближняя округа — нету! Мистика… Эрдель с овчаркой возятся, как и возились. Дог за палкой носится, хозяйка ему палку швыряет, как и швыряла, толстая болонка на месте, а Нюкжи нет!

На детской площадке нет, на площадке аттракционов, куда сбегал по лужам, — нет, и внутри кафетерия, и внутри туалета — нет, и не видел никто из опрошенных отдельно взятой Нюкжи, с ним, со Спасовым, видели, а без него — нет!

— Нюкжа! Нюкжа! Нюкжа!..

До самой темноты рыскал по саду Егор Сергеевич, зовя пропавшую Нюкжу, будучи уже в горькой уверенности, что в пределах Таврического ее давно нет.

Но где же она, куда ее занесло, и что будет теперь с ней, сугубо домашней, совершенно не приспособленной к улице, да добро бы еще взрослой собаке, а то ведь щенку!

На другой день Спасов, отпечатавший и расклеивший объявления, съездил на пункт, где содержались пойманные потерявшиеся собаки (есть такая благородная организация, не пугать с отловом для уничтожения), и тоже безрезультатно. Оставил там свой телефон — и глухо. Единственный звонок по его объявлениям был на третий день поисков, когда ему предложили взамен пропажи и без вознаграждения полуторагодовалого пуделя, без родословной, но хороших внеплановых кровей.

Не нужен был ему пудель! И никакая другая собака была ему не нужна. Ему нужна была Нюкжа, пусть даже и лишенная теперь тех волшебных способностей, о которых шла речь в этом рассказе. И во снах тех грустных дней видел он свою собаку отнюдь не сидящей на денежном подносе в забогатевшей его квартире, а замерзшей и несчастной, высовывающейся из-под скамьи с сырой картофелиной в зубах.

Со временем боль утраты притупилась. Анализируя подробности пропажи, Егор Сергеевич пришел к мысли, что не зря же Нюкжа так неожиданно стала рваться из дому, что неспроста так тащила его на поводке в сторону именно Таврического сада, к месту своей мгновенной и необъяснимой пропажи. Исчезновение Нюкжи, понял он, было столь же мистическим, как и ее появление на платформе, как и вся деятельность ее в писательской квартире. И если она в своих скитаниях опять окажется у кого-то пишущего… Впрочем, этому Спасов почему-то не верил.

Сам же он, в финансовом смысле, был вознесен сверх всяких упований: около шеста «лимонов» деревянными и почти двенадцать тысяч долларов. Было бы ровно двенадцать, если бы Нюкжа успела полить оставшиеся три стихотворные страницы.

Кстати, именно эти три неполитых стихотворения остались не только на бумаге, но и в памяти автора. Вся остальная, оплаченная Непознаваемым лирика периода его вдохновенного труда, в том числе и венок сонетов, забылась. В памяти Спасова всплывали отдельные рифмы, метафоры, смутно вспоминался ритм стихотворений, общая мысль. Но Егор Сергеевич знал, что эти стихи уже незримо присутствуют в Мироздании и нужно лишь снова извлечь их и положить на бумагу. Только и всего.

Впрочем, не этим ли именно занимается каждый поэт, достойный этого звания?

Апрель 1996

--">