Горан - Тоннель в один конец

поскальзывалась на покатой насыпи. Когда уже были у последнего – почтового вагона, где-то далеко сзади открылась дверь и оттуда стали садить из винтовки в белый свет, как в копеечку.

Кольцов даже не стал оборачиваться. Поэтому, когда одна из пуль ударила его в спину, он удивлённо вскрикнул, дернулся назад, а потом упал лицом вниз.

Володарский, шедший впереди, метнулся к нему, перевернул, приложил ухо к груди. Сердце стучало.

– Если не в голову и не точно в сердце, сразу не умирают, – со стоном сказал Кольцов и открыл глаза. – Это я от шока отключался.

– Куда меня? – спросил он.

– В спину, – ответил Володарский.

– Навылет?

Кольцов пошарил по груди, морщась от боли.

– По ходу – нет, – констатировал он. – Плохо…

– Что делать будем? – спросил Володарский. – Идти сможешь?

– Идти? Смеёшься? – хохотнул Кольцов, закашлялся, сплюнул.

Он вытер губы рукой, посмотрел на кровавый след на ладони.

– Пуля в лёгком застряла, – сделал вывод. – Если так, то есть шанс выкарабкаться.

– Ты вот что, – перевел Кольцов взгляд на Володарского. – Паспорт того, что я последним кокнул, положи мне в карман. И денег сколько-то.

– Зачем? – спросил Володарский, пока Тоня торопливо открывала чемодан и рылась в его содержимом.

– А сами – дуйте отсюда, – не обратил Кольцов внимание на вопрос, мотнув головой в сторону леса. Он тяжело, с присвистом дышал. – Деньги есть. Документы – есть. Со шмоткой определитесь. Легализуйтесь, короче. Жив буду – найду. Как связь держать помните?

– А ты? – спросил Володарский.

– Идиот? – зашипела на него Тоня. – Давай ноги уносить, а то и его не спасём, и сами поляжем.

Она протянула Кольцову деньги и паспорт. В ответ тот протянул оба пистолета.

– Избавьтесь как только сможете. Кровь на них.

– Не поминай лихом! – только и сказала Тоня. После чего ухватила Володарского за плечо и потащила его в обход последнего вагона к близкому лесу.

Провожая их взглядом, Кольцов вдруг вспомнил Серёгу Бодрова, как он тогда – в горах плакал, как просил:

– Братцы, не бросайте. Я сам пойду, только дайте передохнуть чутка.

А сам синий от потери крови. Даже сидя шатался.

Лейтенант Рубахин угрюмо протянул ему два рожка к «Калашу» и, как и сейчас Тоня, сказал:

– Не поминай лихом.

И они ушли. Убежали.

Причём, бежавший последним Рубахин, слегка смещался на ходу то влево, то вправо. Как человек, который опасается выстрела в спину.

Потом, конечно на допросах у следователя военной прокуратуры вся группа, как один, сказали, что Бодров сам вызвался прикрывать их отход. Мол, вот какой Серёга герой – не хотел быть обузой для товарищей.

Ну а тому, разумеется – звезду Героя посмертно. Деньги какие-то выплатили родне. Даже в газете про него статью тиснули, вот, мол, на кого нынешнюю молодёжь, равнять надо.

Только вот до конца жизни Кольцов будет помнить взгляд, которым Серёга их провожал. И мучиться. Даже батюшку как-то попросил отпустить грехи. Не помогло.

А вот сейчас – отпустило. Он вдруг понял, что тогда, в горах, не было в их команде ни на ком вины. Как и сейчас не было вины на Володарском и Тоне, за то, что они его бросили. Просто это жизнь, а в ней всякое случается.

Конец

Примечания

1

19 июля – прим. автора

(обратно)

2

на блатном жаргоне шлёппер – вагонный вор. Он же – «майданщик». – примечание автора

(обратно)
--">