Евгений Васильевич Акуленко , Сергей Викторович Васильев , Сергей Александрович Калашников , Владимир Благов , Олег Анатольевич Волынец , Александр Александрович Белов , Олег Геннадиевич Белоус , Felicata , Гридин Алексей Владимирович , Павел Григорьевич Боровец , Алексей Юрьевич Алейников , Андрей Валерьевич Грачёв - СамИздат. Фантастика. Выпуск 3

никогда не говорят добрых слов на прощание и не провожают до дома.

И как тут не испортиться настроению? Не встречаться с фавном вовсе? Но это противоречит предыдущему правилу.

Эрнестина отогнала сомнения прочь и продолжила свой путь.

Память нимфы тем и удобна, что многое всплывает в ней по обстоятельствам. А если знания сейчас не нужны, то можно их и не искать, оставляя голову восхитительно вскруженной, и не мешать себе наслаждаться жизнью.

* * *

Зарисовку кустарника я закончил достаточно быстро. К сожалению, звуки в лесу разносились на приличное расстояние, и бормотание Дэвиса никак не давало мне сосредоточиться.

— Пункт второй. «Тщательно рассмотреть уязвимые места, используя статистические сведения».

Карандаш так и замер в пальцах. Любопытство оказалось сильнее желания повторить узор веток-снежинок.

Я вернулся на лужайку нашего кораблекрушения и застал Девиса, висящего на присосках в неудобной позе — примерно посередине корпуса корабля, уткнувшегося носом в соединение пластин обшивки.

— А что ты делаешь?

— Исследую сварные соединения, — сказал он, рассматривая что-то в ручную лупу.

— А ты уверен, что это необходимо?

— Контролю внешним осмотром подвергаются все сварные соединения, — бойко процитировал он, протирая что-то носовым платочком, — места, вызывающие сомнения, осматриваются с помощью лупы. Перед внешним осмотром поверхности сварного шва на расстоянии десяти миллиметров по обе стороны зачищаются от шлака, капель металла, окраски и других загрязнений.

— Но зачем?

— А как иначе обнаружить отклонения, наплывы, подрезы, непровары корня и… — он задумался, вспоминая, — свищи?

Я почувствовал, что у меня закружилась голова. То ли от голода, то ли от очередного приступа справедливого гнева. По моим скромным представлениям дилетанта, все это имело бы смысл в первые дни жизни изделия, но уж никак не во время вынужденной посадки.

Оставив недоумка висеть вверх ногами, я прихватил бутылку воды из корабельных запасов и отправился на дальнюю прогулку. До захода солнца я постараюсь вернуться, а уж в ночное время, как я надеялся, Девис обойдется без своих чудачеств.

Испугался ли я? Скорее всего, не успел. Мне понравились природа и тишина. А в то, что на наши поиски никто не отправится, я не верил. В наше время люди не пропадают без вести просто так. Да и имя Ники Макарова должно немного сконцентрировать внимание спасательной экспедиции.

Другое дело, что я сам не особо спешил быть найденным и все еще верил во внезапное озарение Девиса.

Прогулка по лесу, как я и предполагал, быстро меня успокоила.

Умиротворение и гармония, тихое равновесие, мир и покой, отсутствие сплетен и дрязг.

Гигантское дерево в несколько обхватов с серовато-рыжей черепицей коры… Я запрокинул голову, пытаясь разглядеть далекую верхушку, при этом продолжал двигаться и внезапно наткнулся на самую прекрасную из девушек, которых когда-либо встречал до этого.

Она охнула и отступила назад, но прятаться за деревом не стала.

Я с удивлением рассматривал ее длинные густые волосы, видимо еще влажные после купания, невесомое платье, округлые формы, совершенно этим платьем не стесненные, белую кожу без всяких следов загара, книгу в руке, босые ноги, утонувшие в ковре сосновых иголок, снова поднимал взгляд к выпирающим формам…

— Вы слышали пение соснового дрозда? — спросила она.

— Можно вас нарисовать? — только и смог сказать я. Возможно, на соснах и живут дрозды, пусть даже и поющие, но в тот момент мне не было до них никакого дела.

Она засмеялась и замерла все в той же позе вспугнутой лани.

Я поспешно откинул крышку папки и закрепил лист. Карандаш заскользил по бумаге, намечая контуры, еле-еле, точками и короткими штрихами. Чуть повернутая голова, длинная шея, одна нога немного отставлена, опорная тонет в иголках, руку на грудь, вторую упирает в дерево, ствол тоже обозначить надо.

Теперь прорисовываем детали, рука моя с наслаждением повторяет изгибы ее тела, которое словно выступает из бумаги, проводит еще раз и еще, добиваясь почти реальной выпуклости. Черный графит блестит на белой бумаге, словно он влажный, как и кожа лесной красавицы. Мне хочется усилить нажим, но нельзя, кажется, что я могу спугнуть ее и погубить набросок. Что-то мешает, что-то кажется лишним. В рисунке или в оригинале?

— А вы бы не могли снять --">