Аарон Дембски-Боуден - Хельсрич

секреты были обычны у братства капелланов, охранявшего это священное место. Гримальд регулярно посвящал духам реликвий ритуальные благословения.

Эти ритуалы даровали значительную силу оружию знаменитых воинов, даже если это были простые молитвы искупления и очищения после варп-прыжка.

Только один из постаментов — а в храме Дорна их было больше сотни — хранил то, зачем пришел сюда Гримальд. Он остановился перед невысокой колонной, уставившись на надпись на серебряном диске, прикрепленном под пульсирующим силовым полем.

Мордред

реклюзиарх

Мы судим об успехе нашей жизни по количеству уничтоженного нами зла.

Ниже располагалась клавиатура, каждый готический символ на ней был покрыт золотом. Гримальд ввел код из девятнадцати знаков, и силовое поле исчезло, как только заработал древний механизм, спрятанный внутри каменной колонны.

На плоской поверхности покоилось дезактивированное и безмолвное оружие, освобожденное от голубого покрова, защищавшего его прежде.

Ничуть не церемонясь, Гримальд взял булаву и поднял ее. Ударная часть была из священного золота и благословленного адамантия, выкованная в форме орлиных крыльев, украшенных стилизованным крестом Храмовников. Внушительная рукоять, превосходившая по длине руку рыцаря, была выполнена из темного металла.

Изукрашенное навершие оружия, отражая тусклое сияние, исходившее от световых сфер, вспыхнуло серебром, когда рыцарь повернул булаву в руках.

Какое-то время воин-священник неподвижно стоял на месте.

— Брат, — неожиданно раздался позади знакомый голос.

Гримальд обернулся, инстинктивно занеся оружие для удара. Несмотря на то что раньше он никогда не держал в руках эту реликвию, покрытые шрамами пальцы нашли руну активации на рукояти прежде, чем сердце успело сделать единственный удар. Навершие оружия с орлиными крыльями угрожающе вспыхнуло, электрические разряды зазмеились по золоту и серебру.

Пришедший улыбнулся, обнаружив себя в столь ярком освещении. В светлых глазах более молодого рыцаря с лицом, усеянным шрамами и отметинами десятилетий битв, Гримальд увидел неприкрытое изумление.

— Реклюзиарх. — Воин склонил голову в знак приветствия.

— Артарион.

— Мы близки к нашей цели. Эксперты вернут перевод в реальное пространство в течение часа. Я взял на себя смелость подготовить группу для высадки на планету.

Улыбка Артариона ничуть не украсила его лицо. Когда же Гримальд улыбнулся в ответ, неожиданная мягкость смягчила суровые черты реклюзиарха.

— Этот мир запылает, — промолвил воин-жрец, и в его голосе не было даже тени сомнения.

— Он окажется не первым. — Губы Артариона растянулись, обнажая стальные зубы, вставленные после снайперского выстрела пятнадцать лет назад. Пуля попала в лицо, раздробив челюсть. Паутина шрамов покрыла кожу с левой стороны рта, уродуя худощавое ухмылявшееся лицо, которое увидел реклюзиарх, когда Артарион снял шлем. — Не первым, — повторил он. — И не последним.

— Ты уже видел проекции? Авгуры флота уже получили данные о количестве кораблей, прибывших в систему?

— Мне стало неинтересно, когда их стало настолько много, что я не мог сосчитать их на пальцах, — хмыкнул Артарион над собственной неуклюжей шуткой. — Мы будем сражаться и победим или будем сражаться и умрем. Всегда меняются только цвет неба, под которым мы сражаемся, и цвет крови на наших клинках.

Гримальд опустил наконец крозиус-булаву, словно только сейчас понял, что держит оружие на изготовку. Густая тьма окутала обоих рыцарей, когда потрескивающий свет реликвии потускнел. Пробуждение оружия наполнило воздух озоном — той самой свежестью, что появляется после грозы. Силовые элементы внутри рукояти булавы взвыли, неохотно охлаждаясь. Дух оружия жаждал битвы.

— У тебя сердце воина, но нельзя же быть таким легкомысленным. Эта кампания… Она будет тяжелой. Самая большая ошибка — считать ее просто еще одним конфликтом, который внесут в наши свитки чести.

Теперь мягкость исчезла из голоса Гримальда. Когда он заговорил, зазвенели горький гнев, так хорошо знакомый Артариону, ярость и роковые предчувствия — то был рык запертого в клетке хищного зверя.

— Вся поверхность этого мира будет пылать, а величайшие достижения человечества превратятся в пепел и воспоминания.

— Брат, я никогда раньше не слышал, чтобы ты --">