Станислав Анатольевич Фетисов - ПиДЗа

Е-Е-ЕСТЬ».

Мозг замирает. Он думает, что ему послышалось, но заинтригованный осторожно спрашивает:

— Что есть?

— Все, — самоуверенно отвечает голос.

— Все? Ты вообще кто? — недоумевает мозг.

— Я — Надюха. Привет!

— Привет…

— Спишь хорошо?

— Что?.. Ну да вроде…

— Теперь забудь, — смеется Надька.

Н-А-Д-Е-Ж-Д-А. Ага. Вот именно она взбудоражила крошечные рыбьи мозги, не давая им покоя. Надежда убедила камбалу послать на хуй океан. Заставила рыбу шевелиться, искать, стремиться и достигать. Бояться, ненавидеть и любить. Быть жестокой и милосердной. Подлой и справедливой. Черной и белой. Доброй и злой. Именно надежда вынудила камбалу отрастить руки и ноги, волосы и ногти, сиськи, уши, нос (последнее, вероятно на благо пластическим хирургам), протянуться извилинами по серому веществу (у некоторых все же преобладает корневая, рыбная структура мозга). Надежда сделала из рыбы человека, а человеков — сверхрыбами. Эх, Надежда, Надюха…

Надька — это не про спокойствие и буддизм. Надюха — это про покусанные губы, дрожащие пальцы и дергающееся веко. Но что поделать, такова камбала, такого человечество.

Конечно, вы спросите: а жить счастливо и с надеждой разве нельзя? Нет.

Всем живущим с шилом в жопе посвящается.

Вступление

Стыло. Деревья держат чернь, не подпуская к себе утреннюю серость. Он копает. Верхний слой схватился заморозками. На штык глубже земля податливая, идет легко. Пахнет орехами и прелым. Дыхание его частое, жадное. Он снимает запотевшие очки, трет, размазывая по линзам грязь. Продолжает копать. Уже глубоко. Земля сыплется обратно. Нужно бросать дальше. Силы есть. Раньше не было. Теперь есть. Лопата с глухим стуком находит твердое, скользит вбок. Под ногами чавкает. Обшивка. Он берет ее руками, тянет. Ткань хрустит, рвется. К аромату ореха примешивается хвоя и сладость. Запах разложения.

Он бьет лопатой. Так рубят корни. Доски хилые, еловые. Еще. Тесины проседают, лопаются. Нога тычет в мягкое.

— Ну, здарова, — улыбается он, — отдыхаешь? — шмыгает носом, глядя на вздутое тело. Хихикает. — Тесно тебе тут? А? — улыбка дрожит, срывается. — Те-е-е-сно, — блея, отвечает сам же, — пожалело тебе государство досточек! — Смеется. — Такие брат дела, — возясь в ногах, кряхтит он. — Ну а как ты хотел? А? Как в сказке? Гробик золотой? — Замирает, ждет ответа. Ответа нет. — Не-е-е, брат, экономия в стране. Ага. — Голос влажный, хриплый. Слова как вода, утекают, впитываются в земляные стены. — Надо терпеть. — Он хочет поднять тело. Не выходит. Узко, неповоротливо, сам себе помеха. — Н-н-м-м-м-м!!! — мычит он от натуги сквозь сжатые зубы. Все мешает. Холодные комья валятся за шиворот. Доски лезут под руки, рвут острым кожу. Он дергает их, выкидывает из ямы, режется, мечется. Бьет стену кулаком, грунт мягкий, ему не больно. Скребет землю. Стонет. Оседает. Жмурится, силясь сдержать слезы. Тоже не выходит. Утирается. Затихает.

— Знаешь, — почти шепотом говорит он, — Ласька-то это…

Он не договаривает. Молчит. Смотрит в одну точку. Покачивается. Снова отмирает.

— У нас того, долго не выходило. — улыбается, по лицу теплое разлилось. — По врачам бегали… — делается серьезным. — Витамины пил. Анализы там, туда-сюда короче… — прислушивается. (Тихо). — Не-е-е, брат! Ты че?! — отвечает он тишине, — ни-ни. — смотрит вниз. Трогает карман. — Это? — тащит из кармана бутылку. — Сейчас-то ладно, можно. Смеется. Пьет. — Будешь? — тянет он бутылку к низу. — Э-э-э, — толкает он покойника ногой, — э-э-э!

Тишина.

— Да пошел ты!

Молчит. Закуривает. Подумав, льет водку в гроб.

— Имена мы им придумали. Да, брат, двойняшки. — кашляет. — А! — радостно дергается он, — мы же это, тески с тобой! Я тоже Тоха! — Тянется жать руку. Некому. Подбирается весь. — Только по отцу Виталич, — еле слышно добавляет он, закрывает глаза и мерно кивает головой, точно соглашаясь со своими мыслями. — Че ж ты, Тоха, меня не дождался? А? — сипит он, выдыхая сигаретный дым. — Э-э-э! — снова пинает он тело. — Я ж нашел тебя! Не знал?!

В голосе звучат победные нотки. — Да, сученыш, вычислил тебя. Тока вовремя ты свалил, — цедит он с обидой сквозь зубы, подносит бутылку к губам. Бутылка пустая. Удивленно смотрит на нее. Вздыхая встает. — Ладно, я в общем не за тем пришел. — Вылезает из ямы.

Наверху уже совсем светло. Он поднимает присыпанную землей канистру. Льет из нее в яму, закрывает и --">