Денис Игоревич Воронцов - Пробуждение в «Эмпти Фридж». Сборник рассказов (СИ)

зрение, и если ничего не предпринять, это продолжится. Мэри считает, что быстро растущая близорукость связана с моей деятельностью и постоянным напряжением для глаз. Но я не единственный искусствовед в мире — никто не слепнет от этой работы, тем более так резко.

Не проронив ни слова, выходим на еще более шумную улицу. После грозы пахнет озоном и мокрым асфальтом, а лужи смотрятся как отпавшие от неба куски краски. В машине Мэри решает спросить:

— Так что он тебе сказал?

— Сказал, что зрение станет как прежде, — шелест магнитолы кажется настолько отвратительным, что тут же ее выключаю, — даже лучше.

Она достает сигарету и закуривает. Мне всегда нравилась ее привычка держать сигарету большим и указательным пальцем — курение это единственная вещь, при которой теряется ее грациозность. А все потому, что курит Мэри раз в год, и только ради того, чтобы напустить в негативные мысли сладкого туману. На меня эта магия действует обратно пропорционально. Опускаю стекло.

— Это реально? — Мэри в отличие от меня доучилась до второго курса, поэтому кое в чем разбирается. Но видимо не во всех тонкостях нейрохирургии.

— Там какая-то новейшая штуковина с вживлением микроигл. Я знаю о ней не больше, чем ты. Но я доверяю Генри.

— И ты сможешь вернуться к своей работе?

— Да.

Берет паузу. То ли подбирает слова, то ли на перекрестке сложная развязка.

— А ты не думал найти себе другое занятие?

Закрываю глаза и запрокидываю голову — она снова за свое.

— Мы ведь уже обсуждали это.

— Я ничего не хочу сказать, но твоя работа отнимает у тебя слишком много сил и времени. — По тому, как изменилась манера езды, понимаю, что нервничает. Впрочем, это было ясно еще с того момента, как она закурила. — Может, из-за нее у тебя и упало зрение.

— Работа здесь ни при чем. Это все болезнь.

— Твои ночи напролет с изучением микротрещин вполне могли этому поспособствовать.

Она завернула за угол и заглушила двигатель. Приехали.

— Есть разница, Ричард: выполнять норму и отдавать себя работе целиком.

Уже через неделю я действительно вернулся к своей работе. А через месяц Мэри меня бросила, сказав, что ей осточертели мои постоянные зависания с микроскопом в лаборатории. Но разумеется, проблема не в том, что я фанат своего дела. Ей просто нужен был спусковой крючок, на который она смогла бы меня подловить. Как бы там ни было, расстались мы еще быстрее, чем сошлись. И я не сказал бы, что рад этому: в космической пустоте две черные дыры вполне могли бы слиться в одну.

II

Давно не видел бар таким красочным и одновременно мрачным, как в тот вечер: «Полуночники» в исполнении Юриана ван Стрека, не иначе. Тогда, всматриваясь в царапины на липком столе, я впервые задумался, не являюсь ли персонажем невероятно проработанной картины. И похоже я даже озвучил эту мысль бармену: тот начал смотреть на меня так, словно вертел ментальным пальцем у виска.

— У нас появился новый коктейль, называется «Лимоны Дали». Не хочешь попробовать?

Я с прищуром художника изучаю его ухмылку и пытаюсь понять, не издевается ли он. В итоге утвердительно киваю.

— Должен предупредить, убойная штука. Но я так понимаю, это именно то, что надо?

Снова киваю:

— Завтра пойду на работу, как слон на спичках.

— «Я не сюрреалист, я сюрреализм».

Не помню, как вернулся домой и заснул, но помню, как проснулся, и это был далеко не сюрреализм. Сквозь жалюзи просачивался свет, и то, что он не лунный, а солнечный, я понял только исходя из времени суток. Повсюду погром, как в мастерской творческого сноба, искавшего вдохновение среди рубашек, носков, книжек про искусство, коробок от пиццы и таблеток аспирина. Просачиваюсь сквозь горы вещей в ванную, обретаю человеческий вид и направляюсь в богадельню.

Не успеваю ступить за порог кабинета, как появляется вертлявая проныра в клетчатом пальто. И откуда только взялась эта серая ворона с тубусом вместо сыра? В голову просачивается мысль, что ей на носу не хватает огромного треснувшего пенсне. И желательно с темными стеклами — взгляд у нее невыносимо острый. И вот она

--">