Павел Сергеевич Почикаев - Тонкий вкус

сумел прийти к весьма интересному наблюдению, я выяснил, что существует два типа мужчин, носящих костюмы и посещающих наше заведение. К первому относились те, кто просто заходил к нам поесть или же являлся участником какого-нибудь торжества, как та компания, оставившая чаевые в горлышке бутылки, а вот что касается второго тут я не мог так же чётко определить их.

Они неизменно носили дорогие пиджаки и галстуки с заколками, но я ни разу не видел, чтобы они оставались в общем зале. На их лицах всегда было написано недовольство, как будто вид мирно жующих людей производил на них самое отталкивающее воздействие, они всегда быстро пересекали зал и скрывались за незаметной дверкой, расположенной рядом с туалетом.

В обычное время дверца эта всегда оставалась закрытой и открывалась только в те вечера, когда приходили типы в костюмах и недовольными лицами. Именно в вечера, потому как мне ни разу не удалось увидеть, чтобы кто-нибудь из этой костюмированной братии приходил утром или в обед. На протяжении месяца эти субъекты были причиной моего пристального внимания, при их появлении я сверялся с часами и обнаружил, что они никогда не появлялись в дверях нашей забегаловки раньше половины восьмого. И всегда их прихода дожидался Даниэлле, он, как верный пёс, объявлялся возле запертой двери за сущие мгновения до их появления, открывал её ключом, хранящимся у него в кармане, и потом очень плотно запирал её с обратной стороны, проследовав в комнату вслед за прибывшими гостями.

Даниэлле тоже работал в забегаловке и по его виду можно было подумать, что занимался он этим с самого сотворения мира. О его должности я даже не принимался судить, а сам он был не из тех, кто по пустякам будет открывать рот, первое время я вообще был уверен в том, что он немой от рождения. Он был кем-то вроде главного официанта, но при этом пользовался практически не ограниченной властью на кухне и имел определённые рычаги давления на шефа, который тоже, к сведенью, был не самого лёгкого нрава.

Однако при этом таинственный Даниэлле не чурался грязной работы и после трудового дня мог со всеми наравне заниматься мытьём полов или же протиранием столов, в иные моменты у меня начинало складываться ощущение, что он берёт на себя роль управляющего и очень ловко руководит действиями всех официантов, поваров и подсобных рабочих, при этом практически не открывая рта. Не представляю, как ему удавалось командовать одними только жестами и быстрыми взглядами, но не сомневаюсь, что с не меньшим мастерством он бы сумел руководить целой армией.

Даниэлле… даже имя его мне сказал один парень, работающий здесь уже примерно год, хотя у меня сложилось мнение, что ему самому кто-то его назвал или же он просто его выдумал. Но нужно признать, что имя Даниэлле очень подходило молчаливому господину, который в первые дни вызывал у меня мурашки.

Лицом он был похож на мексиканца, желтоватое с глубокими прорезями морщин оно всегда оставалось хмурым, и кустистые брови нависали над подвижными глазами, залёгшими в складках его старой кожи. Понятия не имею, сколько ему было лет, но лицо его мне действительно казалось старым, но во всём остальном мне не удалось выявить хотя бы малейших признаков увядания. Его волосы были черны настолько, что об них можно было испачкаться, иногда он подвязывал их свёрнутой в полоску банданой, в такие моменты можно было разглядеть корни волос его внушительной шевелюры, но даже там мне не удалось разглядеть и следа седины.

Руки у него были под стать голове – поросшие невероятно густыми чёрными и чуть вьющимися волосами. Ежедневно я наблюдал за тем, как молчаливый Даниэлле разносит тарелки по столикам, в особо нагруженные часы помогая сбивающимся с ног официантам, и всякий раз я ждал, что вот-вот кто-нибудь из гостей обнаружит в своём супе волос и поднимет из-за этого скандал, но Даниэлле обладал феноменальным даром к аккуратности, и ни разу за всё время моей работы я не услышал ни единой жалобы от посетителей в его адрес.

И вне зависимости от погоды он одевался исключительно в тёмные рубашки, у которых в обязательном порядке закатывал рукава, обнажая тем самым густо заросшие предплечья. Наблюдая изо дня в день тёмную рубашку, я стал подозревать, что Даниэлее её вообще никогда не меняет. Как и он сам, его одежда отдавала еле уловимой старомодностью, я был готов спорить на свой месячный оклад, что этой рубашке лет больше, чем мне самому. Скорее --">