Валерий Пылаев - Камер-юнкер

Глава 1

— Что ж ты такое задумал, Александр Петрович? Ни стыда, ни совести — старую выгнать… Да чего ж я тебе сделала?!

Арина Степановна, еще пару минут назад бывшая крепостной крестьянкой, была недовольна. Нет, даже не так — взвинчена, раздосадована и, похоже, готова скандалить хоть до самого обеда. Дед предупреждал, что просто не будет. И благоразумно опасался — настолько, что на целое утро даже уступил мне место в собственном кабинете.

И это вселяло уверенность. Хоть какую-то — в том, что разгневанная пожилая женщина не запустит мне в голову чернильницей или телефонным аппаратом. Нас разделяла здоровенная столешница из дуба, но в безопасности я себя не чувствовал. Хотелось спрятать глаза, удрать, оказаться где-нибудь подальше отсюда, промолчать — или спросить совета у резного чертика на оставленной дедом трубке.

Но его темнейшество молчал и как будто даже чуть косился куда-то в стену, словно делая вид, что все происходящее его и вовсе не касается. И никаких советов давать, ясное дело, не собирался. Дескать — выкручивайся сам, Горчаков.

И я выкручивался.

— Признаю ваше право быть не в духе, Арина Степановна. — Я постарался выдавить из себя улыбку. — Хоть и не вполне понимаю причины такого расстройства. Я всего лишь…

— Не понимает он… Да я ж тебя вот такого помню! — Старушка показала ладонью что-то вроде метра с кепкой от пола. — Все на кухню ко мне бегал, когда Мишка прохода не давал. А теперь чего? Взрослый стал, силы набрался — значит, все можно?!

Да уж. Похоже, это будет даже сложнее, чем я думал.

— В первую очередь вы должны понять, что никаких особенных перемен ваше новое положение не подразумевает, — терпеливо проговорил я. — Ни при каких обстоятельствах.

— Ну за что ты так со мной, Сашенька? — Арина Степановна вдруг обмякла в кресле и всхлипнула. — Пожалей, не гони старую…

— Да никто вас и не гонит! — не выдержал я. — И даже не думает! Ну поймите же вы, наконец — все будет точно так же, как и раньше! Вы останетесь в усадьбе, сохраните свою работу и обязанности — просто будете считаться свободным человеком! Получите жалованье…

— И на кой мне это жалованье твое? — Арина Степановна всплеснула руками. — Может, кому и надо — а мне милость Горчаковых всегда дороже была… Зачем лишаешь?

— Не лишаю. — Я кончиками пальцев пододвинул к краю стола только что подписанную бумагу. — Вы продолжите служить роду — конечно же, если того пожелаете… Ну сами подумайте, Арина Степановна — куда мы без вас? Пропадем ведь!

Почти полминуты мы сидели молча, и я понял — гроза миновала. Неуклюжая лесть сработала там, где убеждение оказалось бессильно. Глубокая морщина на лбу Арины Стапановны разгладилась — и теперь великая домоправительница выглядела скорее удивленной и чуть потерянной, чем сердитой.

— Пропадете, конечно… Ладно уж, послушаю я тебя, — с явной неохотой проговорила она. — Только разве иначе нельзя, Сашенька? Чтобы все по-старому…

— Нельзя, — отрезал я. — Вы не хуже меня знаете, что все это коснется не только вас. Перемены порой необходимы.

— Да знаешь, где я эти перемены видела, Сашенька? — Арина Степановна снова сердито нахмурилась и уперлась руками в бока. — Придумают этих… реформ своих, а простым людям…

— Я попросил бы. — Я чуть подался вперед. — Разумеется, вам дозволено говорить мне все, что угодно… Но только с глазу на глаза. Здесь, в этом кабинете — и нигде более. Но я буду очень опечален услышать подобное в усадьбе — или за ее пределами… И особенно — от вас. Понимаете, Арина Степановна?

Мне не пришлось даже повышать голос — хватило и Дара, на мгновение вырвавшегося на свободу без моего желания… почти. Стекла едва слышно задребезжали, воздух в кабинете похолодел на пару градусов, а Арина Степановна съежилась в кресле напротив, разом потеряв весь задор.

— Понимаю, Александр Петрович, понимаю… — закивала она. — Надо — значит, надо.

— Вот и славно. — Я откинулся и даже позволил себе чуть потянуться в кресле. — Ступайте, занимайтесь делом — как положено… И мне бы чаю еще.

— Все сделаю, Александр Петрович. Сейчас же велю. — Арина Степановна поднялась с кресла, засеменила к выходу и уже у самой двери, оглянувшись, добавила: — Вы только не сердитесь, простите старую. А то как зыркнете — душа в пятки уходит… Вылитый дед, ей-богу!

В любой другой день такое сравнение мне, пожалуй, даже бы польстило. Но сегодня я полностью сосредоточился на происходящем. Непростая --">