Мария Костылева - Гильдия Чёрных Кинжалов

Гильдия Чёрных Кинжалов

1.

 Искать призраков лучше всего ночью. Но я и так потеряла целые сутки, а потому вышла в сумерках. Жажда деятельности пришла ко мне неожиданно — после тягучих, как смола, полных бездействия часов в маленькой комнате, которая совсем недавно принадлежала нам с Аргеллой, а теперь стала только моей. Не сомкнув глаз с прошлого утра, я внезапно почувствовала себя так, будто только-только проснулась. Облачившись в любимый чёрный плащ, я натянула на голову серую кепку с клеёнчатым козырьком и выскользнула из общежития.

Занятия в Школе Гильдии уже закончились, но студентов, казалось, не убавилось. Ну, разумеется. Ведь убийство — это страсть, как интересно. Можно посудачить в коридорах и прямо на улицах, за кружкой дешёвого вина или папироской. Хорошо, что я давно наловчилась сливаться с тенями, когда мне это было нужно — соседка убитой оказалась бы лакомой добычей.

Я шла, невольно подмечая детали: привычку к наблюдательности прививали в Школе с первого же учебного дня. Коренастый брюнет, в руке — кружка с шапкой пены. У его подружки небольшой шрам на щеке; девушка заливисто смеётся, зубы у неё ровные и голубовато-белые в свете газового фонаря. Большая компания в тени, приглушённые голоса. Прислушиваюсь — говорят о пятнах крови. Неподвижный силуэт в плаще кажется знакомым. Нет, только не снова… Сердце тревожно ёкает. Опускаю глаза. Мужской ботинок без шнурков лежит прямо на брусчатке. Судя по квадратному носку, это фабрика «Поступь», обувающая полгорода. Окурки. Ноги, ноги, подвёрнутая штанина. Оскал обломанной водосточной трубы. Такова студенческая часть квартала: водоворот смеющихся лиц, выпивки и странных предметов. Она всегда такая, в любой вечер, даже если кто-то умер.

Я пробралась сначала на задний двор местной библиотеки, а оттуда — на улицу Правосудия. Город был затоплен сиреневым светом и сиреневым запахом. Кусты с гроздьями недавно распустившихся цветов росли во внутренних двориках; аромат выдавал тонкую натуру тесно жавшихся друг к другу каменных домов с суровыми фасадами. Так же тайно, где-то в подворотнях, догорало закатное солнце. Я всегда любила эти улицы и чувствовала свою к ним принадлежность, ещё когда в детстве приезжала в Морлио с родителями.

Миновав центр, я углубилась в ту часть города, где народу было поменьше — а заодно и ламп-ловушек, которые уничтожают призраков. Терпеть не могу эти штуки — а их, к сожалению, в Морлио хватает. И больших, ростом с человека, и маленьких фонариков, какие, бывает, вешают над входными дверьми. Есть и переносные. Призраки до одури боятся этих огней, но иной раз не могут удержаться и, невзирая на страх, подлетают ближе, поскольку в их природе — вечное стремление к теплу. А потом они исчезают навсегда, без возможности уйти когда-нибудь в посмертный мир. Конечно, есть недобрые души, которые этого заслуживают; но их не так уж много, как могло бы показаться. И если бы не человеческие предрассудки…

Ламп-ловушек больше всего в центре города, но есть и на окраинах. По пути я как раз натолкнулась на такую, когда вышла на Грантон-Сор, улицу Великого Изгнания. Большая, в узорчатой ковке, напоминавшая по форме осиное гнездо, лампа жёлто горела в сгустившейся тьме. По брусчатке распластались изломанные блики. Я бы прошла мимо — насмотрелась уже на эти злые огни! — но тут заметила, что вокруг лампы танцуют двое. Без музыки, без зрителей — если не считать дворника, прислонившегося к столбу фонаря. Кружатся и кружатся, перелетая из тени в свет и обратно.

Это явление не раскладывалось на составляющие. Эти люди не имели примет. Я бы, может, сказала, что у них было одно пальто на двоих, но я редко говорю глупости. Я бы, может, сказала, что так должна выглядеть лучшая на свете музыка, если бы в детстве меня не учили музыке, и я бы не видела своими глазами нотный стан.

— Эй, Тинка!

— Что тебе нужно?

Не люблю, когда нарушают ход моих мыслей. Только, казалось бы, промелькнуло в голове правильное определение происходящего — а тут Тантар! Кричит на всю улицу, как обычно. Громко! И сапожищами своими по лужам шлёпает… Ноги у него, наверное, раза в два больше моих.

Конечно, такая какофония не могла меня порадовать. Вот я и рыкнула.

— Не знал, что лягушки бывают бешеными.

В голосе едва уловимо звучал яд. Неужели я чем-то зацепила его? Впрочем, Тантара вообще довольно легко было зацепить. Чего --">