Петр Викторович Никонов - Враги Империи

наверное, стал самым молодым Великим Инквизитором в истории Империи. Сколько тебе сейчас, тридцать?

— Двадцать девять. Но Донрен был моложе, когда занял этот пост. А самым молодым был граф Аксипитер ан Септефлума сто с небольшим лет назад. Ему было двадцать четыре, когда он возглавил Тайную Стражу. И это при том, что он был южанином, из Глареана.

— Должно быть, выдающийся был человек.

— Выдающийся, — согласился Гленард. — Прекрасный воин и поэт. Жаль, что его убили меньше чем через год после назначения. Вообще, мало кому на этой должности удавалось доживать до преклонных лет и почетной отставки. Яды и сталь забирали свою дань.

— Не боишься? — альвийка оперла подбородок на ладонь.

— Не боюсь. Но риски понимаю. И принимаю.

— Мир станет еще хуже без тебя, Гленард.

— Все смертны, — Гленард грустно улыбнулся.

— Я вижу у тебя знакомую саблю, — девушка улыбнулась в ответ.

— Это подарок Императора. За спасение его жизни и в память обо всём, через что мы с ним прошли.

— И каково это, Гленард, носить на бедре клинок, который побывал в твоей собственной груди?

— Забавно. Напоминает о скоротечности бытия, о том, как быстро могут меняться жизненные обстоятельства. И о тебе. У меня, кстати, сохранился меч, который побывал в твоей груди Миэльори. Если хочешь, могу принести, сама почувствуешь, вызывает ли это какие-то воспоминания.

— Нет, спасибо, — альвийка грустно покачала головой. — Пожалуй, обойдусь без этих ощущений. Меня лишь печалит то, что одна из реликвий моего народа используется тем, кто командует той самой службой, представители которой в свое время сыграли решающую роль в том, что мой народ был изгнан из Империи.

— Вы сами были в этом виноваты, принцесса, — напомнил Гленард. — И Вторая, и Третья альвийские войны начались по вашей инициативе. Возможно, для Третьей войны действительно были причины, вашу жизнь на выделенных вам землях нельзя было назвать легкой. Однако если бы не было Второй альвийской войны, то никто бы вас туда и не стал переселять. До Второй войны вы жили весьма неплохо. Лучше, чем многие люди в Империи. А что касается этого клинка, то я прекрасно понимаю его ценность. Я ношу его с уважением и постараюсь применять с честью.

— Я знаю, — Миэльори глубоко кивнула. — Ты хороший воин, Гленард, и, думаю, неплохой человек. Ты взял этот клинок в бою. Ты носишь его по праву. Просто я удивляюсь, как, порой, причудлива жизнь…

— Причудлива, — Гленард снова улыбнулся. — Вот, например, до того, как я вернулся, чтобы возглавить Тайную Стражу, я даже не подозревал, что ты жива. Честно говоря, я был уверен, что Донрен казнил тебя много лет назад.

— Он ничего обо мне не рассказывал? Или просто сказал, что он меня казнил?

— Он сказал, что мне не нужно знать, что с тобой стало, и что это грустная история. Я понял это так, что он тебя жестоко и мучительно убил. Но ты жива и даже неплохо выглядишь. Так что происходило с тобой после того, как Донрен увез тебя из Флерноха?

— Это действительно грустная история, Гленард, — Миэльори немного помолчала. — Когда Донрен привез меня и Креидирна в Рогтайх, он, естественно, сперва решил получить от нас информацию о заговоре. Нас пытали… Меня меньше, Креидирна больше. Пытали на глазах друг друга, чтобы заставить говорить другого. Естественно, меня сразу же изнасиловали и много раз — палачи Донрена были далеко не так галантны, как ты, Гленард. Да и он сам…

— Он сам?

— А что, Гленард, ты вообще знаешь о Донрене? До сих пор считаешь его добреньким пухленьким защитничком Империи?

— Ты говорила, что он чудовище. И я теперь стал понимать, почему.

— Ты даже сотой доли не понимаешь, doine! — альвийка со злостью хлопнула ладонью по столу, но тут же успокоилась. — Прости, Гленард. Ты не виноват. Он действительно был чудовищем. Упивался страданиями, жил ими, наслаждался болью и унижениями пленников. А потом спокойно шел ужинать или на какой-нибудь бал или прием. Креидирна он казнил. Замучил, мучил его много дней. Отрезал небольшие куски мяса…

Альвийка зарыдала. Гленард терпеливо и спокойно ждал.

— Прости, — она вытерла лицо рукавом. — Он поджаривал плоть Креидирна и заставлял его самого ее есть. На моих глазах. Меня тошнило, а он смеялся. Креидирн продержался почти две недели. Две недели жутчайших мучений. Наконец, он умер. Я решила, что теперь моя очередь, и приготовилась к смерти.

— Но ты жива.

— Да, Донрен --">