Открываю глаза, встречаясь со взглядом голубых пронзительных радужек. Тех самых, в которых я утопала вчера, открывая душу и отдавая тело.

— Всё, что сказала Жаклин, правда?

Произношу это безжизненным голосом, потому что боль внутри сменилась опустошением. Просто дошла до какой-то наивысшей точки, где сгорает всё остальное. Замечаю, как напрягся Итан. На щеках гуляют желваки, а тело натянутое как струна, замирает в одно мгновение. Будто превращаясь в камень. Он смотрит мне в лицо несколько мгновений, прежде чем произнести:

— Да.

Бах. Бах. Бах.

Сердце замедляет ход, и единственное, на что я надеюсь, что оно остановится сейчас. Но упрямый двигатель продолжает отсчитывать отведенное время точными ударами. Пуская по венам разрушающую отраву.

— Я доверяла тебе.

Голос окончательно пропадает, и эти слова я произношу одними губами. Даже слёз уже нет. Они высохли, а истощенный организм просто сдаётся, больше не вырабатывая влагу. Эванс стоит, стиснув зубы и не произнося больше ни слова. В этой форме он выглядит так же, как и те стражи, которые дежурят у отсеков. Теперь всё становится на свои места. То, насколько хорошо он знает схему города, фазы камер и как ловко вскрывает файлы защищённых данных.

— Что ж… Я оставлю вас. Мне надоел этот спектакль. Слишком эмоционально. Тошнит от подобного.2092, у тебя пять минут, чтобы завершить работу.

Рид разворачивается на каблуках, нарушая звенящую тишину камеры стуком набоек. И когда дверь отъезжает в сторону — покидает помещение. Когда она выходит, мне становится некомфортно. Раньше я чувствовала себя защищённой рядом с Эвансом. Но как оказалось, защищаться необходимо было от него. Итан тут же срывается с места, подходя ближе. Но я отшатываюсь в сторону насколько это возможно. Вжимаюсь спиной в кресло, так что лопатки врезаются в спинку.

— Эш…

Этот голос с лёгкой хрипотцой. Моё имя звучащее из его губ. Это настолько сейчас разрушительно. Настолько больно сейчас, после всего, что я узнала.

— Не подходи ко мне.

Он делает шаг, и я начинаю вырываться, до крови раздирая запястья о крепления.

— Успокойся, прошу.

— Успокойся? Итан, ты сейчас серьёзно?

Одна из стен загорается белым, ослепляя и, обернувшись, за прозрачным стеклом я вижу Жаклин в сопровождении администратора. Они занимают места, будто в зрительном зале, ожидая продолжения. Спазм в очередной раз проходит по телу, но блевать уже нечем. Поэтому я просто сглатываю ком, оборачиваясь к Эвансу.

— Я тебе доверяла. Я… Влюбилась в тебя. Зачем ты так?

— Корд, послушай… Ты не понимаешь. У меня не было выбора. Всё очень сложно.

Киваю, сдерживая очередной истерический смешок. Моя нервная система настолько разбита, что я совершенно уже не контролирую эти перепады, переходя от слёз к смеху.

— Сложно.

Итан бросает взгляд на сидящих за стеклом и подходит ближе ко мне, останавливаясь к ним спиной.

— Эш, послушай. Я знаю, что сделал тебе больно. Прости меня, пожалуйста.

Он говорит тихо, так что я едва улавливаю его слова за звоном в ушах.

— Прости… — прикрываю глаза на мгновение, и по щекам вновь бегут горячие капли. Делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и открываю глаза, смело глядя на Эванса. — Давай, Итан. Заверши уже начатое. Хватит издеваться надо мной. Отключай.

Он поджимает губы и закрывает глаза, зажмуриваясь до боли. А после делает вдох.

— Знаю, что не могу просить тебя об этом, Эш. Но… Ты обещала доверять мне. Что бы не произошло. Прошу. Поверь мне сейчас.

Эти слова впиваются в кожу, посылая холод по конечностям. Замечаю, как Итан осторожно запускает руку в карман черной куртки, доставая оттуда прозрачную ампулу и заменяя ней ту, которую ему вручила Рид.

Эванс поворачивается боком, демонстративно показывая шприц и ампулу зрителям по ту сторону стекла. Его лицо совершенно безразлично, будто он проделывал подобное сотню раз. Один щелчок, и он вскрывает ёмкость, впуская иглу внутрь, вбирая жидкость до последней капли. Отбрасывает опустошенную ампулу в сторону, и она разбивается об пол. И вновь оборачивается ко мне. В его глазах решительный огонь, оплавляющий остатки моего сознания. Он говорит так же тихо, чуть склоняясь надо мной.

— Эш… Ты моя, слышишь?

Эти слова так много значили для меня. Я ведь верила… Что так и есть. Всей душой прикипела к нему, отдала слишком много. Голубые радужки впитывают каждую мою эмоцию, забирая --">