Крис Сэкнуссемм - Зейнсвилл

настроение в нужное время». Послания гипнотизировали, информация обрушивалась неведомой разновидностью радиации. Потоки новостных лент и гигантские вспыхивающие заголовки «Угроза „аль-Вакии“ по-прежнему сильна…» и «„Зри-соединение“ за полцены…»

Наверное, он стоял тут долго, внезапно разбуженный лепетом фонтана, удивляясь, какие длинные и светлые у него волосы — словно бы светятся в темноте, словно бы из детской сказки, которую никак не вспомнить. Потом до него дошло, что гораздо важнее другое: он не может вспомнить, где он.

Очевидно, в каком-то парке, в огромном саду некоего, заполненного тенями города. Но какого города?

Голос… невнятный и тем не менее неестественно отчетливый, звучащий как будто у него в голове. «Выбрать Манхэттен». Мужской голос, одновременно очень далекий и слишком близкий.

Что значит «выбрать Манхэттен»? Он потряс головой, стараясь разогнать туман. Случилось что-то ужасное. Наркотики, черепно-мозговая травма…

— Не помню, как меня зовут! — сказал он вслух и почувствовал, как сердце при этом тяжело заухало.

Собственная одежда казалась ему странной… хлопчатые свободные штаны синего цвета, гватемальские сандалии, футболка с надписью «Я был на Уолл-наркотике» и сливочная ветровка с логотипом на груди: строительная тачка, из которой поднимается пламя. Судя по грязи и вони, он, наверное, несколько ночей спал в кустах. Но Манхэттен — в Нью-Йорке, хотя бы это он знает. Значит, он в Нью-Йорке? Но в голову ничего не шло, только что он очнулся, нутром чувствуя опасность. Потом он снова услышал голос и, не поняв, тот ли это, что был раньше, или другой, лихорадочно огляделся. Голос говорил: «…ибо Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня»^[3].

«Вот черт, — подумал он. — У меня галлюцинации». Потом вдруг все его существо завибрировало от глубокой тревоги. Кромешная темнота заполнилась звуками. Кто-то или что-то приближалось. Искало его. «Цок-цок» — слышалось эхо, которое его гипернапряженный слух отфильтровал из… из туннеля. Он спрятался в кустах за фонтаном. Перед глазами у него плыло, в голове шумела статика. Он ждал, и от ожидания сводило мышцы.

Наконец они возникли из черного зева: оба верхом, один на крупной гнедой лошади, другой — на каурой. Лошадей защищали синтетические маски и нагрудные пластины, а всадники были в старомодной форме нью-йоркской полиции. Когда фигуры остановились, он увидел, что у них нет лиц. Только плоские маски с прорезями сканеров. Вблизи в натриевом свете скан-маски казались поцарапанными и мутными. С юга доносился стрекот автоматных очередей и ухающая музыка на низких частотах, но в парке было достаточно тихо, чтобы различить эхолоты всадников. Сердце у него подпрыгнуло, когда он ощутил напряженный, странно сладкий животный запах лошадей. Наконец между двумя конными фигурами проскочила вспышка статики. А после они двинулись так же внезапно, как и остановились, подковы выбивали по асфальту неподвластный времени римский ритм, и вскоре грозные силуэты скрылись среди деревьев.

Стоило им исчезнуть, как из-за одного заляпанного граффити валуна выпрыгнула фигура, обмотанная тускло-черной изолентой и в очках ночного видения.

— Везучая твоя задница, — произнес незнакомец, хватая его за руку неопреновой боевой перчаткой.

— Быстрей, быстрей, — кричал провожатый, лавируя в лабиринте из развороченных машин и пугал из колючей проволоки. И те, и другие походили на оригами в сравнении с поднимающимися над парком башнями, бронированные грани которых поблескивали как фасеточные глаза рептилий. — Быстрей, — окликнул провожатый. — Счетчик… Счетчик Гейгера говорит, у тебя скоро расплав случится.

Темнота превратилась в мембрану из падающего на замедленной скорости снега, вот только снежинки походили на стеклянные лица, болезненно сложные, но прекрасные.

— Ну! — Незнакомец снова дернул его за рукав, и он словно бы провалился сквозь стену прохладного белого света.

Внезапно кругом засновали люди. Он почувствовал, как руку ему обожгло. Потом он упал, и, казалось, падал или опускался бесконечно, словно угодил внутрь смерча, и вокруг него закружили лица и распадающиеся воспоминания. «Ураган, — вспомнил он. — Меня принес сюда ураган».

Когда кружение наконец прекратилось и тела и лица успокоились, он увидел над собой крупную чернокожую женщину, которая, когда взгляд у него --">