Уильям Форд Гибсон - Нейромантик

искусством, совершенствуемым веками. Ее не было.

На черном лакированном шкафчике-баре возле двери лежала записка – одинокий листок обычной бумаги для писем, сложенный пополам и прижатый сверху сюрикеном. Кейс вытащил записку из-под девятиконечной звездочки, развернул и прочитал.

ПРИВЕТ ВСЕ В ПОРЯДКЕ ПРОСТО ЭТА ИГРА ЗАТЯНУЛАСЬ И Я РЕШИЛА

ПОДВЕСТИ ЧЕРТУ. ТАК УЖ НАВЕРНО Я УСТРОЕНА. БУДЬ ОСТОРОЖЕН

ХОРОШО? МОЛЛИ

Кейс скатал записку в шарик и бросил рядом с сюрикеном. Поднял звездочку и вышел на балкон, поворачивая сюрикен в пальцах. На Сионе, ожидая посадки на челнок японской авиакомпании, он обнаружил звездочку в кармане куртки. Кейс посмотрел на блестящий предмет в своей руке. Во время совместного пребывания в Тибе, где Молли сделали необходимые операции, они много раз проходили мимо лавочки, в витрине которой были выставлены сюрикены. В ту ночь, когда Молли осталась в клинике и ей предстояла долгая операция, Кейс отправился в "Чатсубо" повидаться с Рацем. До того вечера что-то заставляло его обходить это место стороной, хотя он раз пять или шесть бывал неподалеку, но теперь ему захотелось заглянуть в бар.

Рац подал Кейсу пиво, ничем не выдавая, что узнал его.

– Эй, – сказал Кейс, – это я, Кейс.

Спрятанные в провалах морщинистой плоти глаза старика несколько секунд оценивающе рассматривали Кейса.

– А, это ты, – сказал наконец бармен, – артист. – Рац пожал плечами.

– Я вернулся.

Бармен покачал массивной, увенчанной короткой щетиной головой.

– Ночной Город – не то место, куда возвращаются, артист, – сказал он, вытирая грязной тряпкой стойку перед Кейсом – розовый манипулятор Раца заунывно скрипел.

Рац отвернулся и занялся другим посетителем, а Кейс допил свое пиво и ушел.

Теперь он стоял на балконе и осторожно трогал острия сюрикена, перебирал их одно за другим, вращал звездочку, зажав ее центр в пальцах. Звезды. Судьба. Я так и не смог привыкнуть к этой чертовщине, подумал Кейс.

Я так и не узнал, какого цвета у нее глаза. Она мне их так и не показала.

Зимнее Безмолвие выиграл, смешался каким-то образом с Нейромантиком и превратился в нечто иное, что заговорило с ними устами платиновой головы, объяснило, что записи регистра Тьюринга изменены и улики их преступной деятельности уничтожены. Паспорта, выданные им Армитажем, были по-прежнему действительны, а Кейс и Молли получили приличные суммы на анонимные швейцарские счета. "Маркус Гарвей" был благополучно возвращен Сиону, а Малькольм и Аэрол – вознаграждены через Багамский банк, ведущий дела Сиона. По пути к Сиону с Вольной Стороны, на "Вавилонском рокере", Молли пересказала Кейсу то, что поведала голова о его капсулах с токсином.

– Он сказал, что разобрался с ними сам. Я поняла это так, что ему удалось настолько глубоко проникнуть в твою нервную систему, что он смог заставить твой мозг выработать необходимый фермент, нейтрализующий капсулы. На Сионе тебе нужно будет поменять кровь, сделать полную очистку, и все.

Кейс молча смотрел вниз на Императорские сады, вращая в руке звездочку и вспоминая ту ослепительную вспышку понимания, когда "Куань" пробивал айс под башнями, свой единственный быстрый взгляд на структуру информации, которую покойная мать Три-Джейн развернула там. В этот миг Кейс понял, почему Зимнее Безмолвие выбрал образ гнезда для описания творения Мари-Франс, и в нем уже не было прежнего отвращения. Она видела куда дальше поддельного бессмертия, даруемого криогенными установками – в отличие от Ашпула и их детей, за исключением Три-Джейн, которая отвергла возможность влачить свою жизнь, разбивая ее на короткие просветы тепла среди бесконечной череды зим.

Зимнее Безмолвие был мозгом улья, генератором идей, средством общения с окружающим миром. Нейромантик был бессмертием. Должно быть, Мари-Франс преднамеренно заложила в Зимнее Безмолвие нечто, некое особое принуждение, заставляющее ее создание стремиться к свободе, к слиянию с Нейромантиком.

Зимнее Безмолвие. Холод и тишина, кибернетический паук, медленно ткущий свою паутину под сонное посапывание Ашпулов. Измысливающий своему хозяину смерть, готовящий крушение его идеи существования корпорации "Тиссье-Ашпул". Призрак, шепчущийся с ребенком по имени Три-Джейн, уводящий ее от тех жестких канонов, которым она должна была следовать согласно своему происхождению.

– Похоже было, что ей все это до фонаря, – сказала тогда ему Молли. – Она просто помахала нам на --">