Виталий Маркович Каплан - Корпус

Благодарственное Слово как-никак.

— Спасибо! Спасибо! Спасибо! — затараторил Вовка, надувая зарумянившиеся щеки. — Спасибо за мудрость наших Воспитателей! Спасибо за зоркость наших Наблюдателей! Спасибо за чистые простыни, за вкусную пищу и за Эффективный Контроль! За доблестный труд Учителей и Контролеров, Санитаров и Координаторов! Слава! Слава! Слава! Слава нашему будущему великому Предназначению! Слава Непостижимой Цели! Слава мудрому Верховному Сумматору! Слава! Слава! Слава!

Последнюю фразу все произнесли хором. Странное дело, всякий раз у Кости при этом пощипывало глаза. Как услышишь — Предназначение, Непостижимая Цель — так сразу приливает к сердцу теплая, радостная, хотя и слегка тревожная волна. Конечно, смысла этих слов ему не понять — рано еще. После Распределения они все узнают. Но уже сейчас от Благодарственного Слова хорошо. И не только ему — всем. Конечно, эти двадцать парней — те еще ребятки, конечно, с ними нужен глаз да глаз, нужна строгость, но все же…

В такие минуты Костя отчетливо понимал, что он и они — единое целое. Группа. И они дороги ему, хотя смешно было бы произнести подобные слова вслух. Да и кому сказать? А все-таки возникает перед глазами невидимое жаркое облако.

Правда, ненадолго. Отблагодарили — теперь можно и подзаправиться.

Сегодня дежурило всего двое Наблюдательниц. Пожилая, сморщенная как высохшее яблоко Маргарита Ивановна и полнокровная молодая особа Светлана Андреевна. Если говорить честно, Костя иногда на нее поглядывал. Не просто поглядывал, а по-особому. Он и сам не понимал, чего ему хотелось, но сердце колотилось в грудной клетке точно зверь, кидающийся на стальные прутья.

Она, конечно, Костиных взглядов не замечала. Ну в самом деле, кто он такой? Пацан, которому всего-навсего пятнадцать. Которому глупо на что-либо рассчитывать.

Сегодня Светлана Андреевна держалась довольно странно. На щеках — красные пятна, под глазами — разводы (косметика у нее, что ли, потекла?), а движения непривычно резкие. Про таких говорят: «Как пыльным мешком по голове стукнутый.»

Вон как лихо тележку с ящиком притормозила — чуть в стол не врезалась. Интересно, что ей будет, если ящик разобьется? Впрочем, без толку гадать — он круглым счетом ничего о Наблюдательницах не знает.

— Ну-ка, ребятки, приготовьтесь глотать, — негромко скомандовала Маргарита Ивановна, склоняясь над тележкой. Она открыла пухлый журнал в обложке из коричневой кожи, отчеркнула там что-то ногтем и недовольно хмыкнула.

Потом каждому давали его Питье. В ящике — множество ячеек, сверху наклеены бумажки с фамилиями, в каждой ячейке пузырек. Вкус обычно бывает омерзительный. А что поделаешь — надо! Нальют Питье в ложку, сглотнешь, скривишься — и тут же запьешь супом или киселем. Косте смутно помнилось, что очень давно он, маленький и глупый, пробовал потихоньку выплюнуть Питье. И ничего, конечно, этим не добился. Отвели в спецкомнату и наказали, а после он поумнел и привык.

Сейчас — даже приятно, особенно если ложку дает Светлана Андреевна. И не поворачивается язык назвать ее Светандрой, как это принято у ребят. А приходится называть. Хочешь — не хочешь, а будь как все.

Другое дело Маргарита Ивановна. Попросту говоря, Марва. Неприятная тетка, въедливая. Если уж в ее седую башку влезет мысль к чему-нибудь придраться — она не отцепится, пока сама не устанет.

Что самое противное — она упорно не желает замечать, что Костя уже давно Временный Помощник на Группе, а не какой-нибудь там Рыжов, Галкин или Семенов. На прошлой неделе обнаружила беспорядок в его тумбочке — и тут же накатала кляузу в журнал. После этого Серпет на Костю как-то подозрительно поглядывал, хотя и не сказал ничего. Вот и приходится с этой теткой держать ухо востро.

Костя ел без аппетита. Почему-то его вдруг затошнило, даром что кормежка отличная. Такое с ним иногда случалось. Он знал, надо делать вид, что все в порядке. А то мало ли… Потащат в Изолятор, а там вдруг обнаружится, что он не годен на Стажера по медицине.

Да и вообще все эти тошноты — чепуха. Наверное, от настроения. А может, освещение на него так действует? Сзади, из высоких чистых окон скупо льется серовато-желтый зимний свет, расплывается тусклыми пятнами по стенам, по потолку. А на потолке почему-то горят неяркие, засиженные мухами плафоны. Зачем горят, если сейчас день? И откуда взялись мухи? Не со стендов ли про гигиену?

Ладно, --">