Андрей Юрьевич Ерпылев - Америка off…

Если вы попытаетесь нарушить границы моего владения, я вынужден буду применить оружие, — энергичный кивок в сторону прислоненного к ящикам винчестера. — Закон на моей стороне!

— Ну, это вы напрасно, — опять отступил шериф. — Я же просто так хотел посмотреть… Никогда в жизни не видел телескопа…

— Ничего особенного, — остывая, пожал плечами астроном. — Обычная подзорная труба. Только большая.

— Да я и трубы-то… Ну, ладно. Не хотите показывать…

— Пока не хочу. А вот когда соберу — приезжайте.

— Ловлю на слове. — Ларри отступил еще на шаг. — Приеду. Если позовете, конечно…

— Естественно! — в первый раз за весь разговор ощерил в улыбке длинные лошадиные зубы Штурмфогель. — Гарантирую вам массу незабываемых впечатлений.

— Заранее благодарен. — Шериф сделал еще шаг по направлению к автомобилю. — Значит, просьб и претензий у вас нет?..

— Абсолютно.

— Тогда, если чего, звоните…

— Конечно.

— Ну… До свидания?

— Прощайте.

Астроном отвернулся и, уже не обращая внимания на шерифа, вновь взялся за земляные работы.

Уокинг обиженно пожал плечами и, втиснув пузо в пространство между рулем и сиденьем, мстительно хлопнул дверью, будто выстрелил. От этого звука с засохшего деревца неподалеку лениво поднялась в воздух какая-то птица, вроде бы стервятник, и, сделав небольшой круг, снова уселась на насиженное место.

Натужно ревя двигателем, «шевроле» преодолел неширокое песчаное пространство, отделяющее его от автострады (дернула же нелегкая съехать с асфальта на этот зыбун!), и, слегка виляя, покатил прочь от одинокого ранчо, провожаемый недобрым взглядом его хозяина.

— Да ничего подозрительного, — недовольно говорил Ларри в этот момент кому-то по телефону. — Обычный «яйцеголовый»^[5]… Обсерваторию, вишь, решил открыть. Звезды, говорит, разглядывать буду… Обещал пригласить, когда все оборудует…

— Ладно, — отвечал неведомый собеседник, — только не выпускайте его из виду и держите меня в курсе…

Когда автомобиль скрылся за горизонтом, астроном решительно вогнал лопату в землю и, сделав кому-то невидимому знак, направился к стоящему поодаль от жилого помещения длинному сараю без окон.

Внутри он откинул брезент со стоящего наклонно к поверхности пола, словно и впрямь телескоп, цилиндрического предмета и любовно похлопал жесткой мозолистой ладонью по холодной металлической обшивке, отозвавшейся едва заметной вибрацией.

— Гарантирую вам массу незабываемых впечатлений… — еще раз пробормотал он.

На полированной темно-серой поверхности толстого цилиндра чернели жирные рубленые литеры: «US NAVY»^[6]…

* * *

Чикаго, штат Иллинойс, небоскреб Сиэрс-Тауэр

16 апреля 200… года, два месяца спустя

Слава богу, что наконец-то закончилась эта хмарь и проглянуло солнце… Обрыдла уже эта слякоть и морось. «Посетите наш солнечный Чикаго — город пляжей и парков!» — и белозубая ряшка Дэррила Хоупера, скалящаяся на всякого, читающего эту белиберду. А если уж ветерок с Мичигана… Слава богу, хоть солнышко выглянуло. Но это, похоже, уже повторение…

Майкл Воронофф (во времена оные Михаил Дмитриевич Воронов, без всяких там двойных «ф» на конце) еще разок взглянул на панораму залитого утренним солнцем города, отмытого ночным дождиком и сияющего новенькой игрушкой из супермаркета, и отошел от огромного, во всю стену окна. Красота красотой, а работа работой. Как там говорили в Союзе? «Работа не волк…» Нет, это, кажется, не совсем в тему…

Мишу Воронова привезли в Штаты в восьмилетнем возрасте, поэтому в тонкостях русского фольклора он разбирался довольно слабо. Да и вообще, кто в Одессе, особенно из тех, кто спал и видел очутиться где-нибудь — хоть в Израиле, хоть в Непале, но только подальше от ненаглядной родины, хорошо разбирался в русском фольклоре, ненавидимом всеми порами души? Это здесь все они льют крокодиловы слезы по ненаглядной России (по России, а не по Союзу Советских, не к ночи будь помянут) да распинаются на каждом шагу о мучающей день и ночь ностальгии… Майкл как раз тоски по родине не испытывал. По чему, скажите на милость, там тосковать? По соседям из гигантской и густонаселенной коммунальной квартиры, ведущим вечные позиционные войны из-за места на кухне и выключения света в «местах общего пользования»? По крикливым грубым воспитательницам и золотушным «сокамерникам» из детского сада на улице Карла Либкнехта, которую сейчас, говорят, опять --">