Олеся Шеллина , Лёха - Системная операция

сошли, после того, как из хирургов Максим на административную работу подался. Главный похлопал меня по плечу напоследок, и вышел из раздевалки.

— Леш…

— Я не передумаю, — не дав ему закончить, сказал, как отрезал, и подошел к двери. — Пошли уже. Скоро начнется бег с препятствиями, кто вперед, ты или терапевт дежурный. Сам же знаешь, кто последний в приемник прибежит, того и бомж.

— Кто сегодня из терапевтов-то дежурит, я что-то не посмотрел, — Сашка забавно оттопырил губу. Забыл уже правила приемника, старый хрен, больше дежурств надо брать, чтобы помнить.

— Девчонка молоденькая, беленькая такая, горластая. Катюха, а как дальше, хоть убей, не помню, — я даже лоб потер, пытаясь вспомнить, но фамилию дежурного терапевта словно вычеркнули из памяти.

— Да ладно, не вспоминай, я понял о ком ты, Гвоздикина, мать ее. Как будто тебя с твоей последней сменой мне мало, — он покачал головой и вышел из раздевалки, направляясь в отделение, вход в которое был расположен тут же, за прозрачной дверью.

Я вышел вслед за ним, тщательно заперев дверь и сунув ключ в карман пижамы. У нас у каждого, кто здесь переодевался имелся личный ключ. По технике безопасности еще один должен на вахте храниться, но про это правило как обычно все дружно забыли, «случайно» потеряв лишний экземпляр. А так-то от большинства помещений ключи на вахте все же можно было найти.

В ординаторской царил полумрак. Вроде бы на улице еще светло, до и летом вообще темнеет поздно, но плотные шторы на окнах не давали проникнуть свету в прокуренное помещение. Курить в ординаторской было запрещено, но кого это когда останавливало? Особенно, если ночь тяжелая, или операция сложная, или вообще не одна.

Полумрак развеивал свет, идущий от монитора компьютера, стоящего на одном из столов. Всего столов было пять, мой в углу. Компьютеры стояли на каждом, а вот принтер был один на всех. Ну хоть за компом не надо в очереди стоять, чтобы свою часть истории набрать, и то хлеб.

— Васька, опять во что-то рубишься? — из-за монитора показалась взлохмаченная голова еще одного дежуранта, молодого совсем хирурга, первый год работающего после ординатуры. Это терапевтам хорошо, можно смены на всех раскинуть, а хирург один за столом не справится, обязательно ассистент ему нужен. Вот и пашут в два раза чаще. Думать надо было, куда совались.

— Не во что-то, а в лучшую игру всех времен и народов, — он поднял вверх указательный палец, а затем сам на него посмотрел, скосив оба глаза.

— Избавь меня от подробностей, — я завалился на диван и прикрыл глаза. Вот бы сейчас заснуть, и проснуться уже утром, под конец смены. А потом домой с чистой совестью.

— Алексей Владимирович, — я приоткрыл один глаз и уставился на стоящую надо мной Марину.

— А ты чего опять здесь? Вчера же дежурила? — своих сестер я пытался сам контролировать, потому что у старшей до них вечно руки не доходили.

— Так Еремина заявление написала, — возмущенно ответила Марина.

— Что, опять? — я резко сел и протер лицо руками. То ли давление подскочило, то ли слишком резко поднялся, но перед глазами замелькали мушки, вызывая жуткое раздражение. — Да сколько уже можно?

— А я говорила вам, что нужно еще кого-нибудь учить! — Марина ткнула пальцем мне в грудь. — А эта шмара знаете, что Борисовне заявила? — я покачал головой, сегодня днем меня здесь не было, иначе я не пропустил бы этот хор мартовских кошек, который, наверное, каждый больной слышал, даже Демидов, который у меня в коме уже полмесяца лежит и ни туда, ни сюда. — Она ей заявила, что ей такие должностные составили, что работать надо, нет, вы представляете?

— С трудом, — я даже не знал, заржать сейчас или все-таки подождать, когда Марина выйдет. — А ты чего залетела сюда? — я попытался увести разговор в сторону от Ереминой. Но права Маринка, шмара она добрая.

— Там у Демидова что-то с показателями странное, — я ее когда-нибудь прибью. А нет, не прибью, это я по инерции подумал, еще не осознал себя пенсионером. В первые дни вообще будет казаться, что прогуливаю.

— Так с этого и надо было начинать, а не мозги мне Ереминой своей забивать, — я быстро встал и вышел из ординаторской.

Демидов, похоже, именно в мою последнюю смену решил определиться и уйти в мир иной. В тот момент, когда я зашел началась фибрилляция желудочков, и прикроватный монитор взвыл дурным голосом, намекая, что тут что-то не так. Хорошо еще пациент на трубе, --">