Ларри Нивен - Избранные произведения. II том

Черты его лица были странными и тревожащими, а кости, казалось, имели необычные пропорции. Определенно ни одно нормальное существо не могло обладать таким животом. Его вид вызывал у меня тошнотворное чувство, и я предложил, то есть предположил, что кто-то из его предков был нечеловеком.

По традиции волшебники носили диковинную одежду, чтобы выделить себя из общей массы. Костюм незнакомца представлял собой одно сплошное одеяние, покрывающее большую часть тела. Даже Шуга не отказался бы от такого фасона: капюшон, отброшенный назад, обшлага, высоко поднятые на рейтузах, высокие сапоги кожаные, а над сердцем золотой значок — вся одежда была выткана точно по форме тела, и форма эта была на удивление выпуклой. Тело охватывал широкий пояс, к которому были прикреплены три-четыре колдовских приспособления, а рядом были расставлены крупные механизмы. Их полированный металл отдавал голубовато-белым мерцанием.

В нашей деревне было мало металла — он быстро ржавел, но я, человек много путешествовавший по миру и знаком с металлами, которые видел в других землях. Но все же я ни разу не встречал металл так прекрасно обработанный, как этот.

Механизмы стояли ровно, каждый на трех ногах, даже там, где земля была неровной. Незнакомец, пока мы наблюдали за ним, напряженно всматривался в один из механизмов, то смотрел через каньон на священную пирамиду Макс-Вотца, бога ветров, а затем на свое устройство. Бормоча сам себе, он пересек поляну, и что-то подрегулировал в приборе. Видимо, это было длинное и сложное заклинание, хотя ни я, ни Шуга не могли понять, в чем заключается его смысл.

Иногда ему приходилось обращаться к своему гнезду, большому и черному, правильной яйцеобразной формы, сидящему на краю пастбища. Вокруг не было деревьев, достаточно высоких, чтобы подвесить его, и он просто посадил его, широким концом прямо на землю. Поступил он конечно глупо, однако скорлупа гнезда выглядела достаточно прочно, чтобы противостоять мародерствующим хищникам.

Я ни разу не встречал такого гнезда и удивлялся, как это он умудрился построить его за одну только ночь. Его власть должна быть громадной.

Незнакомец не замечал нас, и беспокойный Шуга вертелся от нетерпения. Но как раз, когда Шуга едва не прервал его, незнакомец выпрямился и коснулся своего приспособления. Устройство откликнулось, швырнув через каньон, прямо на пирамиду Макс-Вотца красный огонь.

Я думал, Шугу охватит смертельная ярость. Прямо сейчас же! Сию же минуту… Боги погоды достаточно упрямы, чтобы — в лучшем случае — уметь их хотя бы сдерживать, и Шуга потратил три долгих лунных периода, стараясь умилостивить Макс-Вотца в предвидении следующего сезона ураганов. И вот теперь незнакомец разрушил одно из его самых тщательных заклинаний.

Более красный чем рубин, опаляющий глаза, яркий и узкий, прямой, точно горизонт в океане, который я тоже видел. Этот малиновый огонь протянулся через каньон и принялся хлестать по храму. Огонь, вытекал снова и снова, я начал опасаться, что он никогда не прекратиться. И звук от него шёл ужасный. Высокое жужжание, неземной вой, до боли вонзающийся в мою душу. Сквозь него мы слышали, как равномерно потрескивала и пощелкивала пирамида.

Едкий дым поднимался от нее вверх, и я содрогнулся, представив, как рассеивающаяся гарь может повредить атмосфере. Кто знает, как это может повлиять на погоду, сделанную заклинаниями Шуги. Я сделал мысленную отметку насчет того, чтобы жены укрепили пол моего гнезда. Но тут, так же неожиданно как начался, красный огонь прекратился. На холм снова спустилась тишина и спокойствие. Снова голубой сумрак окутал землю. Но в моих глазах сохранился ослепительно голубоватый отпечаток. Но пирамида ветряного бога все еще продолжала потрескивать.

Удивительно то, что пирамида продолжала стоять! Она тлела и шипела, на ней виднелись безобразные шрамы там, где к ней прикасался красный огонь. Но она была целой. Когда Шуга строит, он строит добротно!

Незнакомец тем временем переналаживал свое устройство, не прекращая бормотать что-то себе под нос. Я так и не понял, было ли это частью заклинания. Словно мать, опекавшая своих детенышей, он двигался от устройства к устройству, всматриваясь в одно, переставляя другое, произнося странные звуки над третьим.