Николай Свистунов - S-T-I-K-S. Феррум: Люди и нелюди (СИ)

какая-то странная каша. Он еще помнил, что ему зачем-то был нужен участковый, но вот зачем не помнил. Однако все равно пошел его проверять. Благо, кабинеты участковых находились совсем рядом.

Павлов пришёл в себя в комнате отдыха один. В комнате горел свет, а за окном оказалось все еще темно. Ночь царствовала вовсю, и до утра было далеко. Он сел на кровати и помассировал пальцами виски. Самочувствие как с похмелья средней тяжести, но пока больше не тошнило. Мир вокруг норовил сорваться в круговорот, но пока вроде сдерживался. Ужасно сильно хотелось пить. Казалось, язык распух. Под ложечкой сосало, но как-то не так – точно не от голода. Василий поднялся на ноги и, выйдя в коридор, пошёл в туалет, где до отвала напился из крана воды. После этого, вроде, полегчало, и старшина направился в дежурку, чтобы узнать, что происходит и что им, в связи с этим, приказано делать. Если, вообще, появились какие-то приказы.

Миновав лужу, из не так давно оставленного им на полу частично переваренного ужина, Вася увидел открытую нараспашку дверь дежурной части. В нормальной ситуации такое не позволительно, можно даже на служебную проверку нарваться и огрести выговор, но он понимал что ситуация, очевидно ненормальная. Внутри помещения дежурной части не было ни Германовича, ни кого бы - то другого, что тоже недопустимо. Однако, дальше по коридору виднелась открытая дверь в кабинет, изрядно задержавшегося на работе участкового, что в принципе в порядке вещей. За это им даже, с некоторых пор, доплачивали или добавляли к отпуску дни. Собравшись с мыслями, Вася направился туда, ведь дежурный в пустом отделе мог быть только там, или у старшего следователя Анатолича, что тоже вроде еще никуда не ушел. По крайней мере, так было на тот момент, когда Василий свалился в коридоре.

- Германыч! - не слишком громко и уверенно позвал Павлов.

Ответом ему стал шум из кабинета. Что-то упало на пол, послышались шаркающие шаги. После чего оттуда, задев плечом дверной косяк, вышел дежурный, с которым явно было что-то не в порядке. Шёл он как-то странно. Шаркал по кафелю обувью, будто сил поднять ноги не имелось. Руки, форма и лицо пожилого милиционера отчего-то оказались обильно перепачканы в крови, а глаза смотрели совсем не по-человечески. Вася в церкви не был много лет, да и вообще склонялся к научному атеизму, но когда он увидел эти глаза, ему захотелось туда немедленно сходить. Уж больно много, в тех глазах имелось потустороннего. Точно через эти глаза на помощника смотрела сама смерть, поднявшаяся из самых глубин ада. Возможно, если бы существовали одержимые демонами, то у них были бы именно такие глаза.

Приметив старшину, массивный майор стал издавать несвойственные человеку звуки. Из его рта вырвалась какая-то мерзкая помесь утробного урчания и клекота. С этими звуками офицер двинулся на Павлова, все так же шаркая ногами, но заметно быстрее. Дежурный не вытягивал руки в сторону помощника, как зомби из классических фильмов ужасов, но сомнений в его намерениях не возникало. Настичь, смять и впиться в живую плоть ногтями и зубами. Вырывать куски мяса и ловить ртом струи брызжущей, из разорванных артерий, свежей крови. Вот такие читались намеренья. И ведь он их мог осуществить, если настигнет. Навалится превосходящим на несколько десятков килограмм живым весом и еще, поди, потом вырвись.

Понимая, что в рукопашной шансы не на его стороне, старшина не желал вступать в противоборство с неоднозначным результатом. Стрелять по бывшему сослуживцу тоже не хотелось. Он лелеял слабую надежду на то, что офицеру еще можно помочь. Василий решил, что лучше всего ретироваться. Сначала попятился, а потом когда из кабинета участкового вышел старший следователь Виктор Анатольевич, в таком же виде, что имел Германович, только в гражданской одежде, то развернулся и бегом вбежал в дежурку. Вася захлопнул за собой толстую железную дверь и задвинул массивную задвижку. Он тут же выглянул в окно, выходившее в коридор, и увидел, подходящих к нему дежурного и старшего следователя. Два зомби видели его сквозь прозрачный пластик. Германович стал пытаться царапать стеклопакет, покрытыми кровью пальцами, а Анатольевич уткнулся в окно лицом и стоял, разинув рот, из которого струйкой стекала слюна вперемешку с чужой кровью. Пожалуй, если присмотреться, меж окровавленных зубов можно было рассмотреть, кусочки застрявшей человеческой плоти.

Павлов уже больше десять --">