Сергей Сергеевич Тармашев - Несбывшиеся надежды. Каждому своё. Книги третья и четвёртая

жестоких мучений! Его организм не выдержит такого запредельного износа, ему не место в этом убогом Экспедиционном Корпусе, он должен заниматься тем, для чего предназначен: интеллектуальным трудом в безопасности! Ему необходимо во что бы то ни стало получить должность внутри Центра, а не снаружи!

Цифры на хронометре закончили отсчет, оповещая о начале интоксикации, но сжавшийся в ожидании мучений Антон не почувствовал ничего. Он замер, со страхом вслушиваясь в собственный организм, но прошла еще минута, а страдания не наступали. Может, его организм сумел полностью адаптироваться к антираду и теперь мучений не будет? Такого вроде бы ни с кем не случалось, но кто сказал, что Антон не может быть первым? Он всегда знал, что особенный, с детства чувствовал, что не чета многим, и его успехи на ниве сетевого хэдлайнера убедительно доказывали этот постулат! Овечкин оглянулся, собираясь увидеть, кто еще на ногах, но кроме расплывчатого силуэта Порфирьева, склонившегося над корчащимся лейтенантом, не увидел никого.

– Олег! – Антон с воодушевлением вскочил с замызганной лежанки. – У меня интоксикация не начинается! – И тут же осекся, в ужасе понимая, что сообщать об этом кому-либо равносильно собственноручной подписи под обязательством вечно ходить в экспедиции ЭК. Надо срочно исправлять ситуацию! – Но мне очень плохо…

Удар жестокой боли, врезавшийся в мозг откуда-то изнутри черепной коробки, перебил дыхание, заставляя Овечкина задохнуться словами, и тело скрутило рвущими мышцы судорогами. Антона скрючило прямо на ногах, и он неуклюже рухнул на освинцованный резинополимер спецпалатки. Горло стиснуло кислотным удушьем, саднящий резью желудок вытолкнул в пищевод едкие рвотные массы, и Антон забился в тошнотных конвульсиях.

– Всем плохо, не ты один, – пылающие жаром высокой температуры воспаленные глаза не могли разглядеть сливающийся с окружающим фоном фотохромный комбинезон, лишь раскаленная кожа лба ощутила, как ее протирает что-то холодное и мокрое, источающее сильный запах медицинской химии. – Пора бы уже привыкнуть.

Порфирьев ушел, оставив несчастного Антона страдать от жестоких мучений, и погруженное в изуверскую боль сознание потеряло счет времени. Казалось, что еще немного, и он умрет, не выдержав бесконечной боли, но боль словно специально издевалась над Антоном, не усиливаясь сверх некоего предела. Отмучившись часов десять, Овечкин потерял сознание и рухнул в безликую бездну беспамятства.

Очнулся он от ощущения химической горечи в горле, провоцирующей редкий сухой кашель. Антон попытался прокашляться, но горечь не проходила, и он с трудом поднял голову, ища взглядом флягу с водой. Заранее оставлять рядом с собой фляги было бесполезно, люди во время конвульсий расшвыривали их по всей палатке так, что потом приходилось искать, а встроенной питьевой емкости в старых скафандрах МЧС не имелось. Овечкин мучительно скривился. Проклятый Брилёв, чертов людоед, мог бы выдать нормальный скафандр хотя бы ему! Если единственный Инженер в ЭК погибнет, кто тогда будет корячиться в экспедициях?! Отправишь кого-нибудь из своих драгоценных уникумов?! Не жалко, нет? Хоть бы об этом подумал, дуболом военный…

Мутное зрение никак не обретало резкость, и Антон попытался потереть глаза руками. Оказалось, что он уже в гермошлеме, а муть перед глазами – это запачканный лицевой щиток. Овечкин распахнул гермошлем, облегчая задачу воспаленным от интоксикации глазам, и попытался обнаружить Порфирьева. В противоположной части палатки шевельнулся расплывчатый силуэт, перемещаясь от одного лежащего без сознания человека к другому, и Антон судорожно сглотнул, облизывая сухим языком пересохшие губы:

– Олег… дай воды… пожалуйста…

– Фляга рядом с тобой, – Порфирьев склонился над кем-то из солдат и принялся укреплять у него на шее какой-то медицинский прибор. – С другой стороны лежит. Рядом с капельницей.

Овечкин с трудом обернулся и нащупал непослушной рукой флягу. Плохо отвечающие на команды мозга пальцы сначала схватили блок опустошенной капельницы, пришлось разжимать кулак, выпускать коробку капельницы и тянуться к фляге. Антон дрожащими руками влил в себя половину емкости, и ему стало легче. В голове посветлело, зрение сфокусировалось, и он ощутил острую необходимость посетить санузел. Кое-как поднявшись на ноги, Овечкин побрел к ширме биотуалета, оглядывая погруженную в полумрак --">