Андрей Кузнецов - Последние звёзды (СИ)

электродвигателя в лучших традициях перетягивания каната.

— Раз! Раз! — зычно командует старший.

Притянули, осталось вручную перевалить добычу через край бетонного берега. Удалось. Все разом повеселели, поздравили друг друга. Влада подозвал один из рабочих, широкоплечий дядька с небритым лицом, попросил закурить.

— Ты помнишь, что нас сокращают сегодня?

— Вот же… забыл, представляешь?

Он и правда забыл. Пару дней назад стало известно о сокращении числа рабочих на станции. Решило начальство, что раз сбоев в работе почти нет, то столько народа здесь больше не надо. А на шахтах и заводах как раз нехватка: работа каторжная, добровольцев нет.

— Везёт, а я вот ни на минуту думать не перестаю. Как назовут мою фамилию, что делать дальше? Хоть в бродяги не сходя на берег… Тьфу!

Мужичок выговорился, отвёл душу, сплюнул и пошёл по своим делам. А Влад до конца смены впал в прострацию. Стало светать, когда поступил приказ всем собраться у зала управления. С радостью Влад заприметил Петра Дмитриевича, старого мастера, которого все зовут просто Митрич. Мужчины обнялись, справились о здоровье, старика оно конечно подводит. Затем смену выстроили в шеренгу.

— Молчать в строю! — голос бригадира режет воздух, свистит неприятно. — Говорю фамилию — раз, имя — два, выйти вперёд! Внимание…

За каждым выкриком из двух слов шаркали две ноги. Молчание сдавило бока, Влад подумал о самокрутке — затошнило. Сосед, зажмурясь, считал: должны сократить на десяток, не больше. Назвали одиннадцать. Последним Митрича. Влад втащил его назад, сам выскочил вперёд. Бригадир открыл было рот, но пожал плечами и зачитал по бумажке:

— День отдыха вам, на следующее утро явиться к управляющему, узнать о назначении.

Влад не хотел заставлять Дмитрича при всех его благодарить и ушёл, не дожидаясь. Он всё сделал правильно, сомнений нет. Но легче не стало. До боли обидно, что стабильность оказалась обманом. Зато впереди выходной.

Он специально сверился с часами и замедлил шаг, чтобы не наткнуться ни на кого из домашних, спешащих на работу. Душа требует одиночества — слишком часто в последнее время. Вот в низине холма показалось родное селение. Крыши домов перемежались с деревянными срубами. Многие предпочитают жить в избах и не иметь проблем с отоплением при перебоях в подаче электричества. Влад как раз застал момент, когда жители подобно муравьям рассыпались кучками в разные стороны. Он не видел, но точно знал, вон в той его дядька и сводный брат, в той — жена, у которой так и не получилось подарить ему детей. Она идёт собирать урожай с полей и вернётся раньше других.

Влад не попался никому на глаза и подошёл к дому. Мысли крутились калейдоскопом и неизменно возвращались к одному и тому же. Все работавшие в угольных шахтах, завидовали его комфорту, он был примером существования лучшей участи. Теперь он такой же проходимец этой жизни. Родные туда же. Пожалеют, подбодрят, а сами на автомате прикинут, кому что брать на себя, ведь Влад им больше не помощник. Мрак.

Табачный дым слился с тяжёлым туманом. Солнце блуждало неизвестно где, но у калитки другое, появлявшееся ещё реже.

— Ира… — только и промолвил Влад, глядя на чудо.

Рыжеволосая девушка улыбнулась, и брат с сестрой стиснули друг друга в объятиях. Долго простояли так без движения, самые родные люди.

Ира принялась рассказывать, как ей живётся, делиться восторженными впечатлениями. Влад невольно ей залюбовался: совсем расцвела, выросла в настоящую красавицу.

— Ты меня слушаешь?

Он закивал, продолжая накрывать на стол.

— Это классно, мы живём только для себя и друзей и не зависим от Центра. А скоро ещё и заявим о себе. Ты не представляешь, сколько, оказывается, таких как мы по всей стране. Это настоящая сила.

— Что? — до Влада не сразу дошёл смысл сказанного. — Сила? Ты что, дура?!

Он схватил сестру за плечи и встряхнул.

— Только скажи мне, что ты связалась с мятежниками…

— Не мятежниками, а повстанцами, — сердито возразила Ира. — Они мне жизнь спасли и спасут её всей стране.

Влад отвернулся и молча сел за еду. Сестра, не решаясь, осталась стоять.

— Да пойми, это же будущее. Сколько ты ещё будешь горбатиться на своей станции во благо центровой элиты?

— Мы горбатимся во благо будущего и скорейшего возвращения к жизни. Американцы, уверен, сейчас не веселятся на фермах, а пашут почище нас.

— Сам веришь --">