Сергей Викторович Вишневский - Такая Война (СИ)

растерянно спросил Мак.

— А ты предлагаешь решать это мне? — усмехнулся парень, окончательно развалив стену ловушки.

— Нет, но…

— Мне плевать, что ты будешь делать. Мы с тобой в расчете. Семью твою Амор никогда не оживлял, ты в своем мире, скорее всего, подох, как и я. А сейчас ты свободен. Тебя никто не держит и не контролирует.

Уже выйдя из ловушки, Синдзи вдруг остановился, и, обернувшись, произнес, глядя в глаза Мака:

— Мы в какой-то мере друг другу обязаны, но это взаимно. Поэтому мы в расчете. Однако, если наши интересы пересекутся, то… — тут Синдзи сделал неопределенный жест. — Ты понимаешь, да? Все будет по взрослому…

После этого наездник покинул пещеру, оставив Мака в прострации.

— В расчете, — удивленно пробормотал Мак и поднял с каменного пола кусок засохшего раздвоенного языка.

Сказать, что это было тяжело — значит солгать.

Это было безумие.

Адское безумие!

Ту ночь я помню как одну из худших в своей жизни.

После ухода Синдзи я около часа не мог собраться и понять, что делать. Мысли метались в голове, словно обезумевшие белки. От неприятия и полной уверенности во лжи, до абсолютной уверенности в его словах и злости на лживого демона.

В себя я пришел, когда меня вернули в чувства оставшиеся в живых воины. Тогда я понял, что в первую очередь надо проверить. Проверить слова Синдзи, чтобы не оказаться в глупой ситуации.

На ритуал потребовался всего час. Он был довольно прост, но результаты оказались для меня крахом последней надежды, что меня обманули. Да, сказать, что это была ложь, было гораздо проще, чем принять, понять и решить что делать дальше.

На месте, где должен был оказаться знак из рассыпанной по кругу золы, оказалась морда козла в обрамлении нескольких демонических знаков. От знака не было ни запаха серы, ни дыма. Это означало, что этот демон мертв, либо никогда не существовал.

В чувства меня снова привели солдаты. Они отвели меня к костру и обложили плащами, которые сумели сохранить. Меня колотила крупная дрожь, я плохо помню тот вечер. Десятники потом рассказывали мне, что я не сводил глаз с пламени несколько часов, не отвечал на вопросы, а потом просто уснул. Из памяти я могу выудить лишь обрывки того пламени, жгучую тоску на груди и пустоту отчаяния в животе.

А вот сон, словно нарочно, не хочет уходить из памяти.

Это были обрывки воспоминаний из разных периодов моей прошлой жизни. Хлоп, я закапываю фотографию супруги и сына в могилу. Помню, я вслух сам себя убеждал, что мне нужно место, куда я могу прийти. Туман, и я уже просыпаюсь в коридоре, лежа на боку, заблевав всю прихожую. Рядом бутылка то ли коньяка, то ли какой-то настойки. Снова туман, и я протираю платком надгробие, что-то рассказывая супруге. Снова туман, и я в аптеке трясущимися пальцами отсчитываю копеечные монеты девушке, которая, брезгливо морщась, сгребает их в кассу. Руки тянутся к заветному флакончику. Снова туман, скамейка у местного отдела полиции и пустой взгляд на бумагу. Свидетельство о смерти. Несколько капель на листе, но дождя нет. Капли капают с носа.

И так всю ночь, туда и обратно…

Смерть — забытье в стакане. Похороны — пьяный угар.

Туда и обратно.

Мне показалось, это продолжалось вечность.

Каждое воспоминание, словно рука маньяка, теребит старую, только начавшую заживать, рану. Но бежать некуда. От этой бури не укрыться. Смерч из воспоминаний, ограниченный сводом твоего черепа. Взрыв сверхновой, но только в твоем сознании.

Если ад и существовал, то в тот момент он был внутри моей головы.

Я не помню, на каком воспоминании я проснулся. Однако голова оказалась совершенно холодной, пустой, но с ясными мыслями, которые спокойно и неторопливо вертелись в голове.

Свободен. Свободен от обещаний, от семьи, жены, ребенка, прежней жизни. Свободен…

Кому нужна такая свобода?

Тогда мне пришлось пожалеть о том, что узнал правду. Понятие и принятие пришло со временем, но в тот момент я действительно хотел бы этого не знать. Мне казалось, что мне не нужна была такая свобода. Легче действовать по чьей-то указке и думать, что твоя семья где-то там, жива, и у них все хорошо, гораздо приятнее, чем знать, что ты умер и твоя семья тоже мертва. А тебе жить дальше. Самому решать куда и зачем просыпаться, ради чего и кого убивать.

Это трудно осознать и тем более принять, но жить без указки, по собственному --">