Юрий Николаевич Волков - Город сестёр [СИ]

Постоял в задумчивости. Заглянул в ванную, забрал нераспакованное мыло, зубную щётку и пасту. Вроде всё.

Так — сваливать, сваливать, сваливать.

Он натянул утеплённую камуфляжку, а летнюю загрузил в распухший рюкзак. Обулся, встал, потопал — нормально. Напялил разгрузку, застегнул карманы с магазинами, перекинул через голову бандольеру. Попрыгал — болтается, стервоза. Протянул снизу язык ремня через петлю разгрузки, ещё попрыгал — сойдёт.

Попробовал напялить полушубок, естественно — ничего не вышло. Да, ладно! Свернул плотно, засунул в рюкзак. Не пешком.

Залез в лямки рюкзака, выпрямился, пошевелился — сносно.

Совсем уж собрался уходить, как вспомнил.

Вернулся к сейфу, взял с верхней полки охотничий нож Кайман и бинокль. Прикинул по весу и по месту в рюкзаке и забрал из кладовки походный примус Шмель и четырёхлитровую канистрочку с бензином. Специальную, высоко герметичную «Экстрим». Четыре тысячи за такую фигню отдал.

Заново переупаковал рюкзак. Напялил вязаную шапку.

Ну, вот, теперь всё.

Он вышел из дома, открыл замок гаража и свалил рюкзак на заднее сиденье своей Хонды.

В проёме дверки кто-то загородил свет. Паша вздрогнул, обернулся и вскинул помпу. У двери топтался один из Серёгиных друзей, здоровенный мужик. Вся рожа и футболка спереди были залиты кровью. Серёгиной кровью.

Умертвие никак не могло переступить высокий, почти до колена, порог. Оно обиженно сопело и булькало, пробовало задрать ногу, но каждый раз получалось недостаточно.

Пашка прицелил в голову и нажал на спусковой крючок. Лупануло по ушам в закрытом помещении, будь здоров. Но и алкаш исчез из проёма, как ветром, бля, сдуло.

Пашка осторожно выглянул из двери. Зомби лежал на спине, на заснеженной клумбе, романтично раскинув руки и совершенно буднично разбросав мозги.

Дугин, зло матерясь, захлопнул гараж, и с ружьём наперевес, хрупая тающим снегом, вернулся к дому. Пирующих зомбаков прибавилось. Уже штук двенадцать склонились над трупом. Поглядывая в их сторону, Пашка запер двери дома на внутренний и на навесной замок. Обошёл вокруг и закрыл все ставни.

Потом уже изнутри гаража открыл ворота, завел свой внедорожник и выехал на свет божий.

Только тут до него дошло — светло! Солнце! Глянул на наручные часы — семь часов, двенадцать минут. Ещё должно быть сумеречно. Зима! Не поверил, глянул на часы на автомобильной панели. Твою мать… Семь — двенадцать. Зачем-то постучал по таймеру ногтем.

— Мать твою… Как же так?

Из-за забора завизжала женщина.

Закричала:

— Боря, не надо! Боря! Это же я, Боря! Остановись!

— Та-ак. Задача… Спасать, не спасать?

Секундочку посомневавшись, Дугин вышел из машины и полез на забор с соседским участком.

Соседи, Кармановы, были интеллигентными людьми. Педагоги и он, и она. Старшая их дочка, Мария, закончила институт и работала где-то в администрации Отрадного. А младший Борис ещё учился в каком-то «высшем».

В ограде соседей разворачивалась картина маслом.

Абсолютно голый брат, зажав расхристанную сестрицу в угол забора, урча, выламывал ей руки, жадно облизываясь синим языком.

Паша спрыгнул в заснеженный огород.

— Эй, Боря! Машку есть нельзя!

Боря, придерживая сестру, оценивающе посмотрел на Дугина.

— Она рыжая. Ты отравишься, — попробовал пошутить Дугин. В надежде, что человек ещё не окончательно потерял разум.

Наверное, Пашка показался зомбаку крупнее и мясистей. Братец бросил гастрономически домогаться до Машки и, слегка пригнувшись, быстро пошел на Дугина. Не доходя метров пять, он прыгнул. Буквально взвился в воздух в ошеломляющем прыжке.

Пашка отступил на шаг в сторону. Ремингтон грохнул, и нижняя челюсть у мертвеца превратилась в крошево. Тот рухнул и покатился по снегу. Но резво вскочил на ноги и, вытянув окровавленные лапы, пошел на стрелка. Ружьё грохнуло ещё раз и всё закончилось.

Павел подошёл к соседке. Спросил:

— Ты как?

— Он маму и папу убил… — завыла Маша.

— Мария, ты жить хочешь? Ты слышишь меня? Ты хочешь жить?

Она мелко покивала подвывая.

— Тогда быстро! Быстро в дом! Рюкзак есть?

Мария видно плохо соображала. Её колотило. Видимо, и от страха, и от холода.