Владимир Геннадьевич Поселягин - Офицер. Слово чести

Николаевич.

Мысленно подивившись тому, что имя и отчество корнета такие же, как у бывшего соратника Степаныча, я продолжил:

– Скажите, Сергей Николаевич, что со мной случилось? Кто я и где я? Какое сейчас время?

Видимо, с последнего вопроса тот и решил начать отвечать:

– Без Андрея Константиновича, конечно, нежелательно, а он хороший врач, вон мне как гипс наложил, но я всё же отвечу. Сейчас май. Третье мая тысяча девятьсот четырнадцатого года. Мы находимся в больнице города Калиш, он рядом с германской границей расположен. Сам я тут случайно оказался. На охоту был приглашён, но что с вами случилось, мне известно, ваши сослуживцы рассказали, вчера приходили. Вы подпоручик Волков, Игорь Михайлович, дворянин, прошлой осенью закончили Константиновское артиллерийское училище в столице, прибыли в сто двадцать второй пехотный Тамбовский полк, одна часть которого расположилась тут у Калиша, а другая составляет гарнизон города. Насколько я знаю, вы числитесь за одной из батарей артбригады. Три дня назад вы вечером верхом отправились в Калиш, в одиночку, и на вас напали бандиты. Не убили только потому, что их спугнул солдат-посыльный. Так он вас как были, обнажённого, в свою шинель завернул и привёз в больницу. В госпиталь ехать далеко, эта земская больница ближе оказалась. Бандиты не только коня увели, форму сняли, документы забрали, но и оружие и вашу шашку.

– Да-а, дела, – задумчиво протянул я. – Сергей Николаевич, я мог бы вас попросить об услуге?

– Да, конечно, говорите.

– Не стоит врачам знать, что у меня с памятью плохо. Исправить они вряд ли смогут, а я надеюсь, что чуть позже она восстановится. Всё же я офицер и не хотел бы, чтобы меня списали. Скажу, что нападения не помню, а вылечившись, покину стены больницы.

– Хм, хорошо, как пожелаете, Игорь Михайлович, я промолчу.

– Благодарю.

Врач появляться не спешил, видимо ещё спал. Пока поднимут, пока подойдёт… Пользуясь возможностью, я расспрашивал своего соседа о том, куда попал. О себе не спрашивал, всё, что он знал, уже выдал, он даже мой возраст не знал. Сказал, что даже по виду не определить, сколько мне лет, такой я пятнистый. Может, двадцать: если в прошлом году из училища выпустился, то девятнадцать-двадцать должно быть.

Потихонечку я информацию вытягивал, и старался ее систематизировать. Однако разговор как-то всё больше скатывался на девочек и спиртное: местные панночки корнета восхищали. Так что сфера его интересов мне была понятна: девки да пьянки. В общем, не особо интересный собеседник, но пару раз нужную информацию я от него получил, жаль он не умел сосредоточиться на нужной теме.

Только через час после того, как санитар был направлен за врачом, тот соизволил прибыть. В принципе, понять его тоже можно, раз очнулся, жить будет, куда спешить? Тут, как я понимаю, ритм жизни вообще неспешный. Андрей Константинович был молод, лет тридцати, при этом он оказался единственным врачом в больнице. Да и больница не так и велика, построена на пожертвования купцов. Врач был весел и его сопровождал тот самый санитар. Женщин в медперсонале я пока не обнаружил.

Сверкая улыбкой и расточая аромат, по нему сразу становилось ясно, что завтракал он кофе с булочками и вареньем, кажется вишнёвым, Андрей Константинович осмотрел меня, велел лечь, а потом встать. Я встал и даже прошёлся по комнате. Самочувствие, конечно, так себе, в голове нарастала пульсирующая боль в дополнение к лёгкому головокружению, однако ходить я мог. Описав симптомы врачу, я лёг на койку, после чего тот сообщил, что через пару недель меня уже можно будет выписать, ну и если я пожелаю, то меня могут перевести в военный госпиталь. Только дорога до него займёт порядка тридцати километров. Я задумался и поинтересовался, даст ли он мне направление на пару месяцев для излечения дома, на что легко получил согласие. Останется только подтвердить отпуск в штабе той части, где я теперь служу.

После этого начался уже нормальный опрос, – внешний осмотр был окончен. Тут я и ошарашил врача небольшой амнезией. Мол, всё помню, дом, училище, поезд, а как прибыл в часть, своих сослуживцев, да и что произошло – как отрезало. Ну, и надеюсь, что за время восстановления, отдыха и лечения память восстановится. Андрей Константинович одобрил мои намерения и тоже понадеялся на это. Прежде чем уйти, он сообщил, что сослуживцы прислали мне смену формы и мои вещи – то есть вещи бывшего хозяина тела. Насчёт --">