Вадим Юрьевич Панов , Александр Владимирович Тюрин , Олег Игоревич Дивов , Александр Маркович Белаш , Людмила Владимировна Белаш , Дмитрий Михайлович Володихин , Сергей Владимирович Чекмаев , Эдуард Вачаганович Геворкян , Далия Мейеровна Трускиновская , Григорий Елисеев , Сергей Васильевич Сизарев , Игорь Прососов , Александр Владимирович Марков - Русский фронтир

божий из молельного подвала и вздохнешь полной грудью – а тут этот петух как загорланит! Половина настроения насмарку. Или больше, судя по новостям.

Перед стадом неверных, сидящих на корточках, глашатай чувствовал себя возвышенно, словно на башне в час призыва. Вместо лиц и глаз на него смотрели бритые макушки. Велико поголовье скинхедов в Кинате, много пользы от него наместнику.

– Близится срок платить выкуп за жизнь – динар с мужчины. Помните о нем! Кто ленив или скуп, отдаст городу ребенка…

От толпы донесся сдавленный долгий вздох. Двадцать дирхамов, немалые деньги. Но скинхеды чадолюбивые – надорвутся, а уплатят.

– Теперь возрадуйтесь! Лето выдалось урожайное, зимой всех ждет сытный прокорм. Вдобавок наместник дарует вам приработок…

При этих словах кое-где мелькнули поднятые на миг лица.

– В долинах и холмах размножились бродячие собаки. Они – злой ад, угроза овцам, гибель женщинам и детям. Можете их убивать ножами, самострелами, ловушками. Оплата – дирхам за семь голов, а собачина и шкуры – ваши. Соль и химикаты на выделку шкур город даст за полцены.

По сидячей толпе прошло оживление, раздался радостный гомон. Охоту разрешили! Впереди жирная зима, да и на выкуп заработать стало проще! Кожевникам и скорнякам прибавится работы, зато можно будет приодеться, а излишки сбыть в другие резервации.

Тотчас, как глашатай и его охранники ушли, собрался сход мужчин. Стайных псов добывают сообща, и мэр поселка назначил – от тинейджеров и старше всем собраться в промысловые ватаги, чинить охотничьи снасти, ладить волокуши. От охоты отстранили только винокуров, потому что гнать спиртягу для заправки алиенских тачек – дело архиважное.

Снаряжение готовили с одушевлением, словно готовились брать город приступом. И если вместе, то уж вместе. Для такого раза собирались вечерами в повети при чьей-нибудь хижине, зажигали лампы, вострили ножи, мастерили, пели скинхедские песни –

К пеньку на болоте приколот листок,

Его накорябал какой-то пророк –

Мол, злые собаки захватят страну

И скопом пойдут англичане ко дну.

И столько в полях наших стало собак,

Что не продохнуть уже, так их растак!

Так ладь самострел, наконечник точи,

Готовься собак проклятущих мочить!

Не псалом же и не бунтовское разжигалово – дозволенное песнопение неверных.

Под конец скопом пошли к преподобному, чтобы тот освятил болты и арбалеты, а на другое утро до рассвета двинулись ватагами в поля. За каждым отрядом ребятня, зевая с недосыпа, тащила волокуши, пока порожние.

Впереди крылась в синем тумане осенняя ширь, слабо виднелись огни на корабельной вышке орланов – красные, похожие на звезды.

Из мглы доносились удары колокола – в подворье звонили к заутрене.

Правда, тогда Коби не знал, что это церковное, вроде криков глашатая с башни. Думал, орланы часы отмечают.

Их подворье находилось на так называемой Голгофе, где встарь был свиной могильник.

Издавна там рубили или распинали, судя по вине, и лобное место пришлось передвинуть, когда орланы стену строили. Но традиции святы, казнить продолжали. Стена оставалась глуха ко всему, что под нею творилось. Высоченная, в четыре роста, из плит вроде железных, с круглыми слепыми башенками через равные промежутки. Как они там живут?.. Над стеною торчала лишь вышка, к верху которой носом прикреплялись корабли. И ни звука оттуда – один колокол.

Из-за стены они чаще вылетали кораблем. Запускали в воздух крутолеты, иногда такие маленькие, кошке не вместиться, или пузыри с винтами по бокам, бесшумные как призраки. А выезжали – с дарами, колонной. Бронебагги впереди и сзади, посередине фургоны. Разгрузятся у города, их командиры погуляют взад-вперед, после по машинам и обратно.

Кроме этого, ворота открывались, чтобы принять рабов от алиенов. В месяц-два раз виновных собирали с резерваций – и туда. На взгляд Коби, это похуже казни. Так хоть похоронить позволят, а тут люди пропадали без следа. Каково с живыми-то детьми навек прощаться!.. Кто на малых запретах палится? Тинейджеры! Им «снисхождение» самое лютое – от отца-матери в неведомую даль…

И все равно стена притягивала, как все тайное.

Хоть краем глаза глянуть за нее.

Последнюю собачью стаю окружили невдалеке от Голгофы, перестреляли издали. Ох, визгу было!.. И, как на грех, Коби по псу промазал – тот извернулся, вырвал зубами болт из --">