Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)

кота и схватил дубину, размером с оглоблю. Верный Четок, учуяв опасность, разжал когти.

   -- Васька, не сметь! -- прорычал сержант, но поздно. От хлесткого удара Ванька выгнулся дугой и орал уже по-настоящему, солидным басом.

   -- Смотри-ка, кажись, промазал, -- произнес Васька.

   А мой рыжий товарищ взобрался на дерево, и ей-богу, глядя сверху, нагло улыбался. Васька с Ванькой пошли в атаку.

   -- Прекратить, ироды! -- завопил Лабудько. -- И ж чего удумали, ломать деревья в саду господина старосты. В штрафную сотню захотели! Узнаете тоды, почему окунь уху не жалует, да поздно будет!

   -- Эта зверюга мне мундир порвала и спину исцарапала, -- огрызался Ванька.

   -- Ничего, мамка заштопает, а девки и не такие узоры оставляли. Смажешь дегтем, зарастет, как на кобеле.

   Конвоиры схватили меня за ноги и поволокли. Лабудько гордо шагал впереди. Я попытался призвать налетчиков к порядку:

   -- Позовите дежурного по отделу! На каком основании произведен арест? Мои сутки заканчиваются, где ордер за подписью прокурора? Требую адвоката!

   Ванька сжал кулак.

   -- Во, тебе основания. Тресну в лоб -- уши отклеятся.

   Пришлось заткнуться. Если уши не отлетят, то ноги точно откинутся. Инстинкт самосохранения подсказал -- с протестами надо подождать. Не церемонясь, меня швырнули на охапку соломы. Телега загремела по ухабам. Я огляделся.

   Вдоль проселка тянутся добротные крестьянские избы. Всюду зеленая поросль. У колодца стоят девки в цветастых платках и длинных, до пят, сарафанах. За околицей пшеничное поле, воздух пахнет мятой, а по округе разлетается веселый звон кузнечного молота.

   Господи! Куда я попал? Это не мой мир. Здесь не воняет бензином. Где я? От грустных мыслей отвлекло шуршание соломы. Из копны выбрался еще один пленник. Из-под не стриженой челки выпирает огромная шишка, лицо -- детское, а глаза -- наглые. Парень выцепил взглядом Лабудько:

   -- У, сволочь!

   -- Глядикась, очухался! -- радостно отозвался сержант. -- А я уж испужался -- часом не пришибли в горячке. С мертвых, какой толк, за них премий не дают. Хороший нынче денек выдался, двоих сцапали. Ежели за каждого по рубь двадцать, то за двоих... -- Лабудько принялся загибать пальцы.

   -- Два сорок, -- вырвалось у меня. Сержант расцвел пуще прежнего.

   -- Верно! А ты грамотный что ль? Чего тогда в дезертиры подался? Указ князя Старобока на каждом столбе развешен. Всякий, кто без дел мается, должен добровольцем в штрафную сотню записаться для нужд государственных.

   Во влип! Мало того, что неизвестно где оказался, так еще и в штрафники угодил. Нет уж, увольте, свое я оттрубил честно, три месяца как дембельнулся и геройски погибнуть во славу Старобока в мои планы не входит. Надо "косить" и назад -- в двадцатое отделение милиции, пока в розыск не объявили.

   -- Мне, господин сержант, на службу идти никак нельзя, -- собравшись с духом, выпалил я.

   -- Это еще почему?

   -- Я убежденный пацифист.

   -- Слово-то какое мудреное, что ж за гусь такой?

   -- В дословном переводе с латыни...

   -- Да знаю я, -- перебил Васька, -- в позапрошлый вторник бегали с Ванькой в Кукуево, там купец заморский торговал, так у него помощника тоже педиком звали. -- Васька склонился к уху сержанта. Принялся шептать. Лабудько побелел, пошел пятнами и осенил лоб крестом.

   -- Господи, грех то какой!

   -- Так и я про то же, -- оскалился Васька. -- Ко мне паразит приставал. Я по уху, хотел дурь из башки вышибить, да видно разум задел. Хлипкий нынче пошел иностранец, чуть тронешь, орать начинает. Бей говорит, топчи, а у самого рожа довольная, будто крынку сливок выпил. Умом видать тронулся.

   -- Да это же совсем не то! -- заорал я. Но меня и слушать не стали. Лабудько еще крестился, а Ванька внес новое предложение:

   -- А чего, бать, может и этому треснуть, лучше уж дураком, чем пацифистом.

   Лабудько подпрыгнул будто ужаленный.

   -- Сколько раз говорено -- дома я для вас отец родной, а на службе -- господин сержант! Велено пойманных тащить в кутузку -- вот и вези! Пущай Старобок сам разбирается. Мож ему эти пацифисты в зверинец нужны, гостям вместе с медведями показывать. Наше дело маленькое, привел дезертира -- получи рубь двадцать.

   Я чуть не расплакался, с такой аттестацией и в камеру! Чего Жгут потом скажет? Нравы обитателей здешней тюрьмы могут отличаться от тех, что приняты у нас, но и они, наверняка, далеки от совершенства. Надо рисковать. Требуется --">