Рамез Наам - Дилемма

Кейд с трудом сдержал смех.

Все нормально, Лин. Я им доверяю.

Они люди.

Я тоже человек.

О нет, возразила Лин. Ты больше не человек. Ты теперь такой же, как я. Как моя мать.

Кейд хотел ответить, но не нашел в голове ни одной мысли – только наркоз. Его затягивало в теплый сон.

Сегодня похоронили мою маму, Кейд.

Видения, страшные видения. Су-Йонг Шу в далеком тайском монастыре, у нее на шее распускается кровавый цветок, и тут же Кейду в кисть вонзается дротик. Кожа Су-Йонг сереет под действием нейротоксина, и Фенг одним ударом тесака отрубает Кейду руку…

Она не умерла, телепатировала Лин. Вот увидишь, я ее найду. Я спасу мамочку.

Лин… начал Кейд. Будь осторожна, хотел сказать он. Но не успел – отключился.

Мартин Хольцман закрыл глаза и вновь очутился на горном склоне. Щеки ожгло колким снегом. В ушах свистел ветер. Чужое тело – крепкое, молодое – наклонилось влево, лыжи взрезали глубокий снег. Сплошное удовольствие. Лыжник оттолкнулся палками и повернул направо, резво обогнув очередной холм…

Мартина дернули за руку, и он распахнул глаза. На него злобно смотрел Джо Дюран из Министерства внутренней безопасности. Глава Управления по противодействию возникающим рискам, УПВР. Босс его босса.

– Не отвлекайся! – прошипел он.

Хольцман что-то шепнул в ответ, поерзал на стуле и перевел взгляд на сцену. За кафедрой стоял президент США Джон Стоктон. Он выступал с речью перед всеми, кто собрался сегодня на площади перед штаб-квартирой Министерства внутренней безопасности.

Хольцман отер пот со лба. Даже в девять утра вашингтонское солнце палило немилосердно. Погода била рекорды: еще чуть-чуть, и случится самое жаркое лето в истории Северной Америки. Последний рекорд жары был побит в прошлом, 2039 году. Хольцману неудержимо хотелось вернуться в заснеженные горы, ощутить силу и молодость чужого тела – благодаря нексусу он мог сделать это в любую секунду.

– Мы должны во что бы то ни стало сберечь, сохранить свою человечность, – говорил президент. – Необходимо понимать, что некоторые новые технологии толкают нас на путь дегуманизации…

Как та, что сидит у меня в голове, подумал Хольцман.

Нексус-5. Устоять было невозможно. Ему, директору УПВР по нейробиологии, поручили сделать подробный доклад о работе Кейдена Лейна, Рангана Шанкари и Ильяны Александер. Пришлось разбираться. Эти ребята создали нечто удивительное, беспрецедентное. Они превратили нексус из уличного наркотика в инструмент. Да, опасный. Да, злоупотребить им очень просто, способов – миллион. Но как велик был соблазн!

А потом нексус-5 выпустили в мир. Миссия по захвату Кейдена Лейна и его пособников провалилась. Су-Йонг Шу, одна из величайших ученых поколения, была убита. А друг и коллега Хольцмана Уоррен Беккер умер от сердечного приступа.

Кошмарная ночь. Тысячи людей получили доступ к этому инструменту… Как Хольцман мог устоять? Он взял в лаборатории пузырек с препаратом, выпил серебристую жидкость и стал ждать, когда наночастицы доберутся до мозга, прикрепятся к нейронам и образуют устройства для обработки информации.

С тех пор минуло три месяца – три самых удивительных и захватывающих месяца в жизни Хольцмана. Он стал свидетелем невообразимых научных достижений, отчеты о которых публиковались на анонимных форумах. С выходом нексуса-5 начали появляться новые эффективные методы лечения Альцгеймера и старческого слабоумия, огромного прогресса удалось достичь в установлении прочных связей между детьми с аутизмом и нейротипиками. Новые успехи ждали ученых в сфере декодирования информации в человеческой памяти, расширения умственных способностей. Хольцман был уверен: нексус способен перевернуть представления о работе человеческого мозга. И попутно преобразить само человечество.

Он уже обнаруживал эти перемены в себе. Он прикасался к сознанияям физиков и математиков, поэтов и художников, других нейробиологов. Он чувствовал их мысли. Какой нейробиолог, какой ученый смог бы устоять перед таким соблазном?

Теперь можно было испытать на собственной шкуре что угодно, увидеть мир глазами другого человека, прочувствовать его опыт, пережить его приключения…

Хольцман вспомнил одно из них.