Мария Геннадьевна Симонова - Знак Избранника

задержаться на нем.

Нескрываемое торжество, откровенная радость долгожданной победы были ясно написаны на лице мальчика. Всегда такие непроницаемые глаза Гила сейчас сияли, как стальные лезвия на солнце.

— Тебя интересовал конец, капитан? — напомнил он пораженному Боину, сверкнув белозубой улыбкой — первой настоящей улыбкой, увиденной капитаном на этом лице. Боин безмолвствовал, не в силах произнести ни звука.

— Так ты считаешь, что последняя война слишком затянулась? — не дождавшись ответа, задал юнга очередной вопрос. Капитан молчал.

Пожалуй, это справедливое замечание, — констатировал Гил. — Кстати — поздравляю: не ты один придерживаешься такого мнения. Признаться, даже мне она успела немного поднадоесть…

Юнга заложил большой палец правой руки за пояс и криво усмехнулся.

— Не обессудь, капитан, но я не могу обещать, что ты увидишь конец Великой Войны!

Гил слегка повел плечом, и Боин на мгновение увидел его истинный облик. Короткий, подобный озарению, миг. Капитана шатнуло. Он рухнул на колени.

Мальчик отвернулся и не торопясь пошел прочь ступая прямо по воздуху.

«Шаг… Второй… Третий…» — успел сосчитать капитан Боин. Прежде чем на него обрушился Ад.

Дарлинг

Мужик, а мужик!

Мужик даже бровью не повел. Он лежал неподвижно, там, где упал — у дверей подсобки — гостеприимно раскинув руки, уставя неподвижный взгляд прямо перед собой, но не в потолок и не на Вовчика, а, очевидно, куда-то в мировое пространство.

— Констатирую смерть, — деловым тоном сообщил Вовчик, подняв морду от индифферентного лица свежепреставившегося мужика и покосившись левым глазом в мою сторону.

Вот ведь черт! И угораздило ж его так сразу!..

А всего-то делов, что два симпатичных таких волчка с горящими глазами перегрызли прутья оконной решетки и влезли один за другим в мясную лавку через открытую форточку. Ну бросился бы за ружьем, или там за топором, или — на худой конец — к телефону, пожарную охрану вызывать. А он — нате вам! — рухнул замертво. Сам виноват. Не будет вечерами форточки распахивать.

— Ладно. — Взгляд мой поневоле пожирал мясное изобилие в витрине, а нос свидетельствовал, что за дверью подсобки, откуда вышел впечатлительный мужик, имеет место еще куда большее изобилие. — Съедим все, что сможем, и ходу отсюда!

Вовчика уже рядом не было. Перескочил стремглав через покойника, забыв об угрызениях. В подсобке уже что-то гремело, открывалось, что-то там тяжело перекатывалось и увесисто шлепалось. Потом вся эта неэстетичная возня сменилась Вовчиковым голодным ворчанием вперемежку со смачным чавканием. Вот акула толстокожая! Ведь всю лавку сожрет, если вовремя не остановят!

— Прости, мужик! — уронила я, минуя в прыжке невольную жертву нашего безукоризненного обоняния и ее собственной — жертвы то есть — роковой небрежности. Не поспеши мужик так опрометчиво помереть со страху, мы с Вовчиком тормознули бы его часика на четыре с частичным выпадением памяти — и было бы кому утром подсчитывать убытки. Жил бы мужик и радовался! А он взял и помер… До чего ж нервный народ пошел!

Ох и докатились мы! Примитивный грабеж, да еще с отягчающими!.. Позор на мою прожорливую голову! На обе наши прожорливые головы! И на Вовчиково ненасытное брюхо! Ведь ни одного окорока целым не оставил! На каждой уцелевшей колбасе отпечатки его никогда не сытых челюстей! Что не смог сожрать, все пообкусывал, крокодил обжористый!.. И такие невеселые мысли одолели меня на полный желудок по пути домой — хоть вой! И завыла бы, кабы не говяжий оковалок в пасти… А что делать? Не у своей же коровы оковалки обгладывать! Вот времена настали… В людском обличье мы б еще как-то прокормились — огородишко у нас, корова, Вовчик мой — ветеринар. Как смерть-то компетентно констатирует, а! Профессор!.. Градусник ему в… Говорила ж ему, говорила — учись на бухгалтера! Сейчас бы бизнесменом стал, в райцентр переехали бы… А ветеринар что — он и при капитализме ветеринар. А в условиях рынка кому он нужен? Теперь каждый сам себе — ветеринар.

Вот и бегай теперь с этим ветеринаром за пятнадцать километров в райцентр — на промысел… В своем-то поселке пакостить не дело, потом неприятностей не оберешься. Вовчик раз прошлой осенью соседа нашего — Митрофаныча пугнул, когда тот из клуба ночью домой возвращался после просмотра фильма ужасов. Так Митрофаныч своим истошным ревом всю --">