Игорь Игоревич Николаев - Гарнизон

пусть тьма поглотит наши души, если мы окажемся недостойными Твоей любви и защиты…

Рабочий день начался.

Хотя формально Холанн служил в Службе Взысканий, уже третий год он пребывал в должности архивного работника. Документооборот Танбранда был огромен и всепоглощающ, на стыке разных ведомств и сфер ответственности постоянно возникали трения, конфликты интересов и прочие бумажные завихрения, в свою очередь порождающие новые и новые акты, отчеты, формы.

Уве занимался как раз такого рода службой, сводя воедино криминальную статистику по хищениям энергоносителей сразу для администрации губернатора, Арбитра и полиции города. Иногда Холанн грустно сравнивал себя с червем на гидропонной фабрике, который потребляет невероятный мусор, а за собой оставляет плодородный гумус.

Впрочем, работа не требовала каких‑то экстраординарных усилий, только усидчивости, концентрации и, конечно же, блестящего владения числовой наукой. В общей сложности Уве занимался статистикой и отчетностью уже почти тридцать лет из своих сорока пяти, за это время не допустил ни одного сколь‑нибудь значимого просчета и был на хорошем счету у начальства.

Отчет, сверка, штамп. Отчет, отправить на доработку счетчикам, поставить прямоугольный штамп. Капсула пневмопочты с новыми данными от «чистильщиков». Треугольный штамп посредника, вызвать сервитора и отправить с пометкой об ознакомлении. Сводка по норме сто — пятнадцать, передать команде арифметчиков для сверки и пересчета числового массива, востребовать не позднее завтрашнего дня, роспись, номер, круглый штамп с выставлением реквизитов.

К полудню забарахлила почта. Через сервитора Холанн вызвал ремонтника, коий не замедлил явиться.

Михаил Иркумов когда‑то был танкистом в Имперской Гвардии, немало повидал по всему сектору, воевал с круутами, орками и еще какой‑то пакостью с непроизносимыми названиями. Старый солдат был удачлив, он ушел в отставку живым и почти целым, не считая биомеханического желудка и протеза печени. Из‑за этих вставок он был обречен до конца жизни оставаться полным абстинентом, а питался исключительно протеиновыми кашами с витаминными концентратами. Мечтой жизни Иркумова было хотя бы еще раз выпить «стописят» «солдатского» спирта и съесть кусок жареного мяса, пусть даже «нефтяного», с фабрики пищевого синтеза. Но скудная солдатская пенсия по выслуге лет, даже с особой «губернаторской» добавкой не позволяла скопить на операцию по настоящей трансплантации. Поэтому пожилой танкист подрабатывал в Архиве на суб — договоре ремонтником разной технической мелочи.

Иркумов нравился Уве своей какой‑то очень спокойной, несуетливой рассудительностью и любовью к технике. В определенной мере их можно было даже назвать друзьями, насколько можно быть другом в мире тотальной упорядоченности и правила «каждому человеку место — и каждый на своем месте».

— Ну, готово, пожалуй, — сказал техник, привычной скоровогоркой пробормотал благословение и пристукнул по пневмотрубе гаечным ключом. Приемник мигнул зеленой лампочкой и послушно загудел, сбрасывая лишнее давление.

— Компрессоры ни к черту, — сказал Иркумов и машинально оглянулся, не заметил ли кто‑нибудь поминание сущности, внесенной в Индекс Взыскания и Кары. Уве сделал вид, что ничего не заметил. Закончив работу, Иркумов сложил инструменты в ящик на веревочке и, немного помявшись, быстрым движением положил что‑то на угол стола.

— Держи, — коротко сказал он. — Удачи.

И вышел, аккуратно притворив за собой узкую дверь из прозрачного пластика.

Холанн присмотрелся к предмету. Больше всего это было похоже на несколько тонких веточек, хитрым образом сплетенных и перевязанных красной нитью. Точно, веточки. Кажется, талисман, отгоняющий зло или делающий невидимым для зла… Холанн не особо разбирался в этих ухищрениях. Такие вещи делали в Оранжерее, комплексе гидропонных плантаций на отшибе Танбранда, из веток какого‑то очень капризного карликового дерева. Они стоили немалых денег.

И зачем бывший танкист оставил это здесь?

Уве быстро спрятал вещицу в карман — использование оберегов не запрещалось официально, но попавшись на таком можно было «вдруг» исчезнуть, а затем вернуться уже сервитором с одним лишь мозжечком.

Так зачем? Взгляд Уве скользнул по календарю, в котором красные крестики зачеркнутых дней решительно наступали на пустые белые --">